- Из салона никого не выпускай, - наказал я Милану. - Я пойду один, чтобы убедиться, все ли в порядке. Заодно спрошу, есть ли у него место для пятнадцати человек.
- А если нет?
- Я думаю, что найдется. Но ты оставайся здесь и держи девушек под контролем.
- Разумеется.
Я погладил Минну по щеке.
- Побудешь с Миланом. Я вернусь, как только смогу. Будь хорошей девочкой.
- Хорошо, - пообещала она.
Я вышел из автобуса и быстрым шагом направился к месту встречи, огибая промышленный комплекс, темный и безлюдный. Держался ближе к забору, чтобы меня никто не увидел.
Да и сам я мало чего видел в темноте. Лишь подойдя к самому берегу, разглядел катер, чуть покачивающийся на волнах у самой кромки воды. Из груди вырвался вздох облегчения.
Но уже через несколько шагов я увидел другой катер, размерами побольше, группу людей в военной форме, услышал голос Андерса.
Он не предал нас. Пограничная служба заинтересовалась им по собственной инициативе, но так уж вышло, что брать его решили именно в эту ночь. Пограничный катер уплыл, за ним последовал и катер Андерса, за штурвалом которого теперь стоял пограничник. Оба судна растворились в ночи, окутавшей Таллиннскую бухту.
Какое-то время я не мог сдвинуться с места, не мог даже вдохнуть. В украденном мною автобусе сидело четырнадцать человек, которым некуда было деться. Мы не могли вернуться в Ригу, не могли пересечь на автобусе ни одну границу: мы попали в беду. Катер, на котором мы намеревались перебраться в Финляндию, уплыл. Моряк, который мог вывезти нас в свободный мир, сам угодил в тюрьму.
А что оставалось нам?
Конечно, мы могли ездить по стране на автобусе. В конце концов, наш ничем не отличался от остальных. Или я мог отвезти десять девушек в Ригу, там им ничего не грозило, а с остальными предпринять еще одну попытку пересечь границу. В одном я не сомневался: если автобус еще какое-то время простоит на боковой улице, он обязательно привлечет ненужное внимание. Я понял, что прежде всего надо возвращаться к автобусу. А уж там решать, что делать дальше.
Развернулся, чуть ли не побежал вдоль сетчатого забора, споткнулся, чтобы сохранить равновесие, оперся о сетку.
Взвыли сирены, вспыхнули прожектора, промышленный комплекс ожил, распахнулись ворота, из них выбежали вооруженные люди, взяв меня в полукруг, нацелив винтовки и лучи ручных фонариков.
Их командир, коренастый, широкоплечий, с бычьей шеей эстонец, держа в руке автомат, направился ко мне, яростно сверкая глазами. Я стоял, вскинув руки над головой.
- Ты! - прокричал он. - Что ты тут делаешь? Что ты затеял? Или ты не знаешь, где находишься?
И тут из глубин памяти всплыли слова Шефа: 'Ты не стал бы отказываться от операции в Колумбии, если в не что-то очень важное. Рядом с Таллинном находится ракетная база. Ты интересуешься ею?'
- Идиот, я с тобой разговариваю! Ты знаешь, где находишься?
Я знал.
* * *
Звонки смолкли, сирены замолчали, прожектора потухли. Меня ввели в ворота, потом в бетонное здание. В большом помещении с высоким потолком вдоль боковых стен стояли бочки, какие-то большие машины непонятного предназначения, у дальней - несколько рядов столов и стульев. Под потолком я увидел переплетение проводов, канатов, тросов и толстых кабелей.
Меня обыскали. Убедившись, что я без оружия, приведшие меня охранники опустили винтовки и убрали пистолеты.
- Ты говоришь, что приехал из Латвии.
- Да.
- Но документов у тебя нет.
- Нет.
- Никакого удостоверения?
- Нет.
- А что ты тут делаешь? Шпионишь?
- Нет. Просто гулял. Я же не знал, что здесь такое. Думал, закрывшаяся на ночь фабрика...
- Ты гулял глубокой ночью?
- Хотел подойти к воде.
- Глубокой ночью?
- Не мог заснуть.
- Такты шпионил?
- Нет, никогда.
- Или готовил диверсию?
- Упаси Бог!
- А может, намеревался нелегально перебраться в Финляндию? Или получить партию контрабанды из Финляндии?
- Нет.
- Мне без разницы, что ты мне скажешь, - наконец, рыкнул допрашивавший меня эстонец. - Моя работа - обеспечивать безопасность объекта. Если ты говоришь правду, тебе нечего бояться. О случившемся мы уже дали знать в МВД. Они сейчас приедут и займутся тобой. Освободят или расстреляют - меня это не касается. Но до их приезда ты будешь под нашей охраной.
От встречи с МВД я ничего хорошего не ждал, но думал в тот момент не о себе, а о четырнадцати пассажирах автобуса.
Двенадцати латышских девушках, которые за контакты со мной могли даже угодить в тюрьму. Милане Бутеке, которого ждала экстрадиция в Югославию и, возможно, даже смертный приговор.
А Минна?
Минну, конечно же, не посадили бы за решетку. Но отдали бы на воспитание в благонадежную советскую семью. И - прощай Америка, прощай возможность стать человеком свободного мира...
Я мог смириться с тем, что уготовано Милану, Софии, Зенте и другим гимнасткам, даже мне. Но так хотелось, чтобы случившееся не коснулось Минны.
И тут из дальнего конца огромного помещения донесся тоненький, нежный голосок: 'Папа! Папа!'
Охранники повернулись на голос.
Между рядами металлических столов Минна направлялась ко мне, прижимая к груди тряпичную куклу. По ее розовым щечкам катились слезы.
Глава пятнадцатая
- Папа!
- Это его дочь...
- Как она сюда проникла?
- Папа!
- Кто знает?
- Какая она милая! Бедняжка плачет. Пусть подойдет к отцу.
- Папа...
Она побежала ко мне, ее маленькие ножки летели над бетонным полом.
Я протянул руки, она бросилась ко мне в объятия. Я поднял ее, прижал к груди, она громко рыдала.
- Все хорошо, Минна, - успокаивал я ее. - Не плачь, все хорошо...
Продолжая рыдать, она вытащила что-то из-под куклы, вдавила мне в живот.
Я чуть передвинул руку. И мои пальцы сомкнулись на рукоятке автоматического пистолета.
- Держи меня на руках, - прошептала она. - Когда услышишь выстрел, отбеги в сторону. И застрели как можно больше охранников.
- Где ты это взяла? Милан оглушил часового.
Охранники, улыбаясь, наблюдали, как я успокаиваю плачущую девочку.
- Красотка, - сказал один. - И как она любит отца.
- Он будет вспоминать о ее любви, сидя в тюремной камере.
- Хотелось бы знать, почему такая малышка не спит в столь поздний час?
