эту возню. Повалили отбившегося воина на снег, один из наших взгромоздился на чужака, а другой быстро вытащил у него из ножен штык-нож и вогнал в свои пустующие ножны. На этом спектакль моментально завершился. Актеры спокойно разошлись. Солдат даже не понял, в чем дело. А когда дошло - было уже поздно.
Случилась беда и у меня. Произошло это утром, когда я умывался. Пока я намыливал лицо, глаза на некоторое время пришлось закрыть. Но к тому моменту, когда они открылись, плащ-палатка, только что лежащая рядом, уже исчезла. Окружающие ходили с невозмутимыми лицами, спрашивать у них, кто увел плащ-палатку, было глупо. Я рассказал о постигшей меня трагедии своему однопризывнику, оператору с моего взвода, Ефремову Сергею. Он согласился посодействовать, и мы вместе пошли на 'роды'. Брать необходимые вещи в своей роте, тем более взводе, было полностью исключено - сразу раскроют и уж обязательно вломят, поэтому мы отправились к месту дислокации другого батальона.
Вдруг, не поворачивая головы, Сергей говорит:
- Справа вижу подходящий вариант... Вон воин стережет целую кучу вещичек... Да там полно плащей! Ты заходи справа, а я его отвлеку.
Не останавливаясь, мы разошлись. Сергей спросил у сторожа:
- Слышь, прикурить ни найдется?
Пока сторож чиркнул спичкой и поднес ее к сигарете, я, проходя сзади, как бы невзначай подцепил плащ-палатку. 'Роды' прошли успешно. Хорошо, парень не заметил, а то поднял бы шум - налетели бы на нас всей ротой. Что бы тут началось!.. Правда, в армии не бьют за само воровство, а только за то, что делаешь это неумело (раз попался) - но от этого нам не стало бы легче.
Однажды около палаток я оказался нечаянным свидетелем необычного происшествия. Еремеев выяснял отношения с духом - Джемакуловым Магометом. Джемакулов был родом откуда-то с Кавказа. Всего в нашем полку было человек сорок с Кавказа, но держались они очень дружно - опасно связываться. Наедешь на одного - придут разбираться все.
Джемакулов прибыл в нашу роту как и все остальные духи, в ночь тревоги. Но к этому времени уже успел получить от земляков строгое наставление: 'Кавказец - никому спуску не давай! Кто бы он ни был, не е..ет: дед - не дед. Если кто дернется - говори нам - он потом кровью харкать будет! @ увидим, что тебя припахали - сами отп..дим, чтоб нас не позорил, чтоб человеком был!'
Что их столкнуло изначально - я не застал, но по сконфуженному лицу Магомета я сделал предположение, что он только что получил в ухо. Слышу только продолжение разговора:
- ...Я этого так не оставлю, - обиженно гнусавил Магомет. - Скажу своим - ты еще пожалеешь, - и произнес известные всему полку фамилии - это были орлы из других рот, старшего призыва. Еремеев сразу переменился связываться с ними ему вовсе не хотелось. Стараясь не показать явного испуга, он стал оправдываться перед сопливым молодым:
- Да западло своих закладывать, - уже с неуверенностью в голосе объяснялся Еремеев. - Сам будешь дедом - так же жить будешь. Ты что, через год молодых не будешь гонять? Или как? Hа равных будешь?
Я был очень удивлен, если ни шокирован: - Ну, заехал молодому по физиономии - что в этом зазорного? Не в школе же - в армии, командиру все дозволено!
На этом выяснения закончились - дальнейшее обострение грозило опасными последствиями для обоих, и они разошлись.
...Дни тянулись без изменений. Несколько раз нас собирали по тревоге. Мы быстро сворачивали палатки, тушили костры, укладывали вещи, строились и проверяли снаряжение. После чего звучит отбой. И мы заново воздвигаем палатки, разжигаем костры и ждем следующую тревогу.
НА АЭРОДРОМЕ
Где-то на пятые сутки пребывания в 'теплом' лесу прошел слух, что сегодня должны улететь. И действительно, когда совсем стемнело, полк построили по тревоге и объявили, что идем к аэродрому. Быстро свернулись, собрали все вещи и двинулись через поле к аэродрому.
Была глубокая ночь. В поле сильно пуржило и в пяти шагах ничего не было видно. Мы побежали в сторону аэродрома длинной цепочкой, след в след. Командиры то и дело подгоняли:
- Подтянись! Быстрей!
- Не растягиваться!
В полной экипировке, нагруженные различными вещами, мы продвигались по глубокому снегу ускоренным шагом на пределе возможного, почти бегом.
Мне досталось нести две коробки с сухпайком, которые, как бы я их ни перекладывал - то под руки, то перед собой все равно было ужасно неудобно. Они так оттягивали руки, что я еле их держал. Руки отваливались, и я уже начал подумывать, как бы незаметно одну коробку закинуть подальше в сторону или зарыть в снег. Хорошо еще, что такая беда случилась не только со мной: другие молодые тоже были перегружены, и некоторые, будучи уже не в силах идти дальше, стояли возле утоптанной снежной тропы и переводили дух. Нас начали обгонять другие роты. Ротный, заметив, что молодые опять отстали, послал нам на подмогу тех, кому груз 'не достался'. И когда у меня взяли одну коробку, я сразу пошел быстро без остановок.
Подойдя к взлетной полосе, полк построился, и так мы простояли около часа. И вот из темноты в небе стали появляться огоньки самолетов. Разрезая прожекторами ночную мглу, самолеты непрерывно приземлялись друг за другом и, a'%`-c' на соседнюю полосу, выстраивались в два ряда.
Сначала приземлилось самолетов двадцать. Через четверть часа появилась следующая партия - еще штук пятнадцать. Самолеты прибывали небольшими группами с промежутком минут в десять-двадцать. Каждый раз после приземления очередной колонны казалось: - Все, сейчас пойдем загружаться, - однако команды все не поступало: ждали прибытия следующих самолетов. Так продолжалось часа два-три. Всего приземлилось около семидесяти самолетов: в основном были турбовинтовые Ан-12, но были и современные Ил76.
К этому времени каждый уже знал номер своего самолета, в который надо было садиться. По команде мы ринулись вдоль двух рядов извергающих свист и рокот монстров, высматривая на их фюзеляжах две огромные цифры, высотой с метр, отыскивая свой номер.
Началась загрузка. Сначала, из подъехавших к самолетам машин, стали загружать ящики с боеприпасами и продовольствием. Самолет гудит и обдает нас ураганным ветром, сквозь гул и шум слышны крики:
- Давай! Быстрей! Быстрей! ...твою мать!..
На всю погрузку нам отводились считанные минуты, поэтому торопились как могли и ящики переносили бегом, не останавливаясь ни на мгновение. Потом к самолету подъехала БМД и по откидному трапу заехала внутрь самолета. Закрепив груз и БМД, мы расположились в небольшом отсеке между грузовым отделением и кабиной пилотов. Сидим и ждем, когда взлетим. Но время шло, а мы никуда не двигались. Вскоре самолеты стали останавливать двигатели. Поступила команда выходить.
Заночевали в расположении обслуживающей аэродром воинской части. Нас разместили в одноэтажном здании в аудитории для теоретических занятий летчиков. Спали вповалку, одетыми, прямо на полу и на столах в учебных классах. Какое это было блаженство! Первый раз за последние дни спали в человеческих условиях - почти при комнатной температуре.
Утром, после подъема, было трудно друг друга узнать: от тепла у всех так распухли и раскраснелись лица, что рожи получились смешнее чем у клоунов. Смотришь на других, и хохотать хочется, да не можешь - губы надулись как сосиски, что пошевелить ими больно.
Позавтракав, полк пошел в поле на тактику. Механикводитель, командир отделения и оператор- наводчик шли рядом, имитируя, что едут внутри воображаемой БМД. Остальные, с автоматами наперевес, расходились за нами цепью и с криком: 'Ура!' - атаковали условного противника. Уже к обеду командирам взводов эта беготня по снегу порядком надоедала, и они позволяли себе и личному составу отдохнуть и погреться возле костра. Вечером шли обратно в учебные классы, где и спали.
В один из вечеров я стоял в карауле у входа в здание, где располагался наш батальон. Вместе со мной стоял водила из автороты, отслуживший год. Все два часа, пока мы находились на посту, он, жалуясь на свою судьбу, негодовал:
