- Твони файф, - вырвалось вдруг у нее.
- Фу, Лиза... - поморщился Леон. - 'Твони'... так только в Бруклине каком-нибудь говорят. Кто вас учил? 'Твенти' нужно говорить, понимаете? 'Твенти'. Я с вами потом позанимаюсь, если хотите, а пока... очень прошу, говорите по-русски, все-таки родной язык. У вас и так сознание травмировано, его щадить надо, а вы вульгаризмами засоряете,
Лиза растерянно потупилась.
- Так, - продолжал Леон, глядя на Анатолия. - Когда я ночью уезжал на минуточку, какие-то гости у меня дома еще оставались. Это я точно помню. Значит, кто-то из них вам дверь и отпер. Они и за собой, как я вижу, - он обвел взглядом кухню, - прибрались. Ну, а в данный-то момент вы один... на моей жилплощади проживаете?
- Я в гостиной очнулся, на диванчике, - пожал плечами Анатолий. - В другие комнаты не заглядывал.
- Ну что ж, - Леон поднялся с кухонного табурета, - полюбопытствуем. А вы ешьте пока, Лиза, ешьте.
7
Закончив телефонный разговор с Адашевым-Гурским, Волков отключил телефон, бросил его на правое сиденье, выбрался наконец из злополучной пробки и не спеша поехал в сторону Петроградской стороны.
До недавнего времени он нес службу опером в убойном отделе, но в силу определенных причин1 уволился. Теперь Петр был сотрудником некоего частного бюро, о статусе и тонкостях деятельности которого предпочитал не распространяться.
В настоящий момент он, по поручению своего нынешнего начальства, пытался разобраться в обстоятельствах весьма деликатного дела.
Дело было о квартирной краже. А деликатность его состояла в том, что лицу, у которого была похищена очень крупная сумма денег, ни в свои... 'силовые', скажем так, структуры, ни уж, тем более, в милицию за помощью обращаться было весьма нежелательно. Тем более что никаких следов взлома очень хитрого сейфа, спрятанного в целях дополнительной безопасности в укромном месте его большой квартиры, не наблюдалось. А деньги были чужие. И по всему выходило так, что украл он деньги сам.
Но в действительности он этого не делал.
Дед, как называли за глаза сотрудники бюро своего начальника, был в этом абсолютно убежден и посоветовал Волкову сразу исключить эту версию. Что Петр и сделал. И оставалась в сухом остатке - чистая мистика.
Дело в том, что возможно и есть еще в наши дни какие-нибудь отдельные представители почти вымершей, уважаемой когда-то в воровской среде профессии 'медвежатников', но времена все-таки уже другие. Чего заморачиваться? Красться еще куда-то в ночи... Есть у гражданина деньги? Много? Дома хранит? Государству доверить на сохранение по каким-то там причинам опасается? Ну так и 'поработать с клиентом'. Чисто конкретно 'расположить его к себе'. И он сам все и отдаст. Сложит в хозяйственную сумку и принесет куда скажут. И еще вздохнет с облегчением, что не дошло до крайности. Это если в частном, так сказать, секторе. А уж если на уровне официальных торгово-финансовых или еще каких насосанных структур, подвизающихся на поприще, не убоимся этого слова, 'большого бизнеса', то при грамотно проведенной работе по 'расположению к себе' и сумки никакой не понадобится. Один росчерк пера на нужном документе, и все. Какие там фомки, отмычки, сверла? Смешно.
Но деньги тем не менее в нашем конкретном случае умыкнули аккурат из сейфа. И никаких следов. И хозяин - ни сном ни духом. Мистика, одним словом.
Петр, естественно, очень внимательно подошел к ближайшему окружению клиента, но... его (ближайшего окружения то есть) на поверку попросту не оказалось в наличии. Были соседи по дому, знакомые, но и только. Человек он был пожилой и жил бобылем. Задушевных друзей, с которыми бы делил свои секреты, не было. Он так сказал. И Волков, заглянув в серые, холодные его глаза, поверил на слово. Походил по комнатам, взглянул на окна, выяснил, что квартира на сигнализации, еще раз осмотрел сейф, пожал плечами и, сказав на прощание хозяину дома: 'Разберемся', - вышел за порог.
С того дня прошла неделя.
Волков ездил по городу, встречался с людьми, задавал вопросы, выслушивал сообщения от 'источников, внушающих доверие', анализировал и думал, думал... Он даже вернулся в квартиру вместе с пареньком из технического подразделения Бюро и обследовал ее на предмет всевозможных 'закладок'. Мало ли что можно подслушать, подсмотреть. Безрезультатно.
Впору было впасть в уныние и развести умытые руки.
Но Петра, еще в бытность его на государственной службе, вовсе не случайно прозвали Волчарой. Было в нем что-то такое... какое-то звериное чутье, что ли. И хватка. И в этой вот ситуации он что-то чувствовал. И это 'что-то', постоянно ускользающее, раздражало и не давало ему покоя.
Остановив свой джип неподалеку от дома тридцать три по улице Съезжинской, он не спеша вышел из машины, расстегнул куртку, огляделся вокруг и закурил.
'Ничего на свете не происходит случайно, - рассуждал он. - Если уж Господь ткнул меня носом в эту мокруху, то почему бы и ее не обнюхать? Пассажира этого вроде тоже обнесли. А кто знает, сколько у него было денег? Может, у него тоже была целая куча чудненьких баксиков. А? Ну... хотели чисто, как у того, но на этот раз не получилось. Бывает. С кем не бывает? Со всяким бывает'.
Рассуждая таким вот образом, он дошел до подворотни и пошел по проезжей части возле тротуара обратно к перекрестку Съезжинской и Татарского переулка, внимательно глядя себе под ноги. Дошел до небольшой треугольной площади, развернулся и пошел назад. Миновал свою машину (заглянув под нее) и пошел, все так же внимательно глядя под ноги, в сторону Кронверкского проспекта.
- Ага...- сказал он сам себе, увидев на мостовой у поребрика кучку осколков темно-рыжего цвета. Наклонился, шевельнув носком ботинка осколки. - Ну да, так и есть, то же самое. Подфарник.
Распрямился, еще раз осмотрелся вокруг и, увидев неподалеку, возле аккуратно выкрашенного большого металлического контейнера, стоящего на другой стороне улицы, двух мужчин, которые сидели на ящиках возле обшарпанного брандмауэра, неторопливо направился в их сторону.
- Привет, - сказал он, подойдя к ним.
- Здорово, - ответил пожилой мужик с заросшим седой клочковатой щетиной лицом.
Тот, что сидел рядом, был много моложе, и его опухшая, до странности детская физиономия, была отчаянно расцарапана. Он промолчал.,
- Мужики, у меня тут вот какое дело... - Петр потер пальцем переносицу. Другу моему машину тюкнули, вон там. А... теперь вроде ничего и не докажешь, свидетелей нет. Он парковался, все по правилам, а тот вдруг дернулся, ну и... А теперь тот в менты телегу накатал, у него там вроде схвачено. А чего платить-то, если тот неправ? Так? А у него вдруг вроде и свидетели нашлись. Хоть это все туфта.
- Ну? - негромким хриплым голосом спросил пожилой.
- Так это...- замялся Петр.
- Вот слушай меня. - Мужик достал 'беломорину', неторопливо размял ее сильными пальцами, закурил, глубоко затянувшись, закашлялся, а затем продолжил:
- Дома мне курить не дают, понимаешь? Иди, мол, на лестницу, там и дыми. А что мне на лестнице делать, а?
- Ну-у... - неопределенно протянул Петр.
- Вот я и говорю. Я-во двор. А как во двор выйду, обязательно нажрусь. Логично?
- Вполне.
- Ну вот. Меня ж все тут знают. Я ж тут еще пацаном, в блокаду... Понятно?
- Да.
- Ни хрена тебе не понятно, - он окинул оценивающим взглядом Петра, который был одет просто, но явно дорого. - Пока мы тут, у макулатуры, блошек своих наскребем, пока гонца зашлем, это ведь все - время... Ну, а пока сидишь, смотришь в разные стороны. Все ж как на ладони.
- Так я и говорю...
- Нет, ты уж извиняй, начальник, это я тебе говорю. Вот то, что ты здесь гонишь, - она и есть туфта голимая.
- Да? - якобы несколько сконфуженно обронил Волков, вынимая пачку 'Винстона'.
- Да, - кивнул мужик.
