очереди! Ты что? Это ж мой друг лучший'. Я ему, конечно, - в ножки кланяюсь, дескать, что же не заглядываете и вообще... хуё-моё, короче. А сам знать не знаю, кто такой. Он мне: 'Зайду, зайду...' И пошел. Ну, меня немедленно приняли, это ж, оказывается, начальник всей налоговой... А я и не знал, грешным делом. Я рад до жопы - такой блат!
- Это ж здорово, - прикурил Петр сигарету.
- Ага... хуёв-дров. Приходит он ко мне дня через два с бутылкой. Я пред ним ну просто шелками расстилаюсь, лепестками роз его осыпаю, а он сидит, коньяком насасывается, как клоп, и хмурый такой, чернее тучи. 'Только вот тебя, - говорит, - и люблю. А остальных всех ненавижу'.
- А что ж вы их так, - говорю, - Степан Иваныч?
- Да ну их всех на хер, - отвечает. - Надоели. Уволился я сегодня. На пенсию ушел.
- Ух!.. - поперхнулся дымом Петр.
- Ага... Вам смешно. А он, оказывается, живет здесь через квартал. И теперь, с того самого раза, приходит день через день. Дома жена пить не дает. Заснул вчера у нас тут в уборной прямо на горшке, вы представляете? Еле достучались. Я на коньяк этот смотреть уже не могу. Я вообще последнее время стараюсь не пить, а тут... И ведь на хуй не пошлешь, неловко как-то... А? Что делать-то?
- Ну... - развел руки Петр. - Тут уж...
- Вот и я говорю, - вздохнул Сан Саныч. - Жизнь прожить - не поле перейти.
- Это верно, - согласился Петр.
- Ну а... каким ветром? В наши-то палестины? И что это у вас на лице? У меня йод есть.
- А что, заметно? - Петр тронул рукой щеку.
- Царапина какая-то. Но опухает.
- Вот ведь... А я и забыл. Ладно, дома намажу, спасибо.
- Дело ваше, было бы предложено. Так какими судьбами?
- Да нет, - Волков стряхнул пепел в пепельницу, - мимо просто проезжал, дай, думаю, загляну. Н-но... вот что... раз уж свиделись, - Петр достал бумажник и вынул из него фотографию, которую прихватил из Славиной квартиры. Сан Саныч, вы никого тут не знаете случайно?
Сан Саныч надел очки, взял в руки небольшой цветной снимок и внимательно в него всмотрелся.
- Нет, - протянул он фотографию Петру. - Но девки хорошенькие. Я бы вот этой вот запердолил, черненькой. А что?
- Меня, вообще-то, парень вот этот интересует, - Волков указал на Славу.
- Ну-ка, ну-ка, - Сан Саныч опять всмотрелся в снимок.- Ну что ж... на вкус и цвет, так сказать...
- Грохнули его намедни. А он вроде как с торговлей был завязан. Ну, и мне интересно, мало ли кто чего знает?
- Так вы же, Петр, по слухам, из органов ушли?
- Да ушел я, ушел. Тут другое.
- Личное?
- Не совсем, но... личная, можно сказать, заинтересованность есть.
- А что значит 'с торговлей был завязан'?
- Да я и сам толком не знаю. Просто, похоже, что поставщиком он был, мелким.
- А что возил?
- Черт его знает. Может, вообще, продукты.
- Ну уж тут...
- Да это понятно.
- Всегда рад помочь. А как звали... усопшего?
- Слава. Я даже фамилии его, если честно, не знаю.
- Нет, - Сан Саныч еще раз всмотрелся в фотоснимок. - Нет, не встречал. Точно. Вы уж извините.
- Да ладно... И на том спасибо.
- Ну что? - Сан Саныч приподнял недопитую бутылку коньяку. - Будете?
- А вы?
- Не-ет, - дрогнувшим голосом сказал Сан Саныч. - Мне еще деньги считать.
- Ну, а у меня, - Петр взглянул на часы и поднялся со стула, четырнадцать минут до старта. У нас ведь, у космонавтов...
- Ну что ж, - Сан Саныч поставил бутылку на стол и протянул Волкову руку. - Успеха на орбите.
- Всего доброго, ~ Петр пожал руку и вышел из кабинета.
'Ладно, - решил он, сев в машину, чуть сдав назад и выруливая на улицу Ленина. - Хватит на сегодня, пожалуй. К Димке я завтра заеду. А там, глядишь, и другое что стрельнет...'
14
- Ну вот, она мне и говорит: 'Вы знаете, Ванечка ваш очень болен'. Я, естес-свенно...
- Минуточку, Толя, - Леон вошел на кухню и присел рядом с Лизой, которая, порозовев лицом после горячего душа и выпитого коньяку, запахнувшись в махровый халат, сидела за кухонным столом, уплетала салат и, блестя глазами, слушала историю. - Я прослушал, она что и замужем никогда не была?
- Да ма-ало того, - Анатолий округлил глаза, - она и хера-то живого отродясь в глаза не видела. А тут ей ребенка на целые сутки оставили... Мы возвращаемся, а она и говорит: 'Ванечка очень серьезно болен'. Ты представляешь? Ребенку года полтора, все вроде нормально, и вдруг эта старая... - пардон, Лиза, - сука заявляет и так, знаешь, безапелляционно, она же вроде как бабушка ему, ну, то есть он ей внучатый племянник или уж хрен знает кто, не суть, короче, она - Гога и Магога, а я, выходит дело, - плевки на ступенях. И вот она и заявляет: 'Боюсь, что ребенка необходимо оперировать'. Я просто на жопу сел. 'Где?! - говорю. - Как? Что? Когда?' - 'А вот, - она говорит и трусики с него снимает. - Видите?' Я смотрю и ничего понять не могу. А она - эх вы, дескать, родители... 'Да вот же, - и на мошонку его показывает. - У ребенка моча не до конца отходит. Вот здесь скапливается. Вон как уже опухло, неужели вы не видите?'
Леон захохотал, Лиза прыснула, Рим свалился с табурета.
- Она же... она же, - продолжал, давясь от смеха, Анатолий, - она же знала теоретически, что мужчина от женщины отличается наличием пениса и про яйца что-то там слыхала, но видеть-то живьем никогда не видела. У них же, у краснопузых, это же было табу. А? Секса у них как бы совсем не было, а народ на великие стройки им подавай. А? Массы им, понимаешь, подавай. Но ебаться ни-ни. Она же в своем райкоме так всю жизнь целкой и просидела, рассылая директивы в регионы. А? До самой пенсии.
- Ой, Толя... - Леон смахнул слезу. - Что ж вы, право... Ее же пожалеть надо. Она же больной человек.
- Она больная? Это она-то больная?! Да она железная! Она до сих пор жива. Она еще всех нас переживет и похоронит, вот увидишь. Она же не человек. Она... идея воплощенная. А идеи бессмертны.
- Это спорно, - Рим водрузился обратно на табурет. - Идеи тоже умирают.
- Только не эта.
- Нет... такое уже было, но...- Рим потянулся к рюмке. - Вот у Гумилева, в теории этногенеза...
- А вы знаете. Толя, что Рим - один из любимых учеников Льва Николаича Гумилева?
- Иди ты!
- Ну да. Он же у нас историк.
- Это ж надо...
- Ей-богу.
- Колоссально...
- Ну вот, - попытался продолжить Рим.
- Послушайте, Рим, - Леон чуть добавил коньяку в Лизину рюмку, и она уже не протестовала, - а ведь вы нам так и не объяснили, почему не улетели в Душанбе.
- Да нет, я же говорил, - Рим выпил и взял кусочек помидора, - у меня тут вдруг родственники объявились. Два. Сразу. Один из Душанбе, а другой из Франции. Он там живет. Во Франции. Но он - старовер.
- Иди ты! - удивился Анатолий. - Колоссально...
- Ну да. Оказывается, там тоже староверы живут. Эмигранты. А этот, который из Душанбе, он мусульманин правоверный. По-моему, даже в каком-то духовном звании. Ну... они познакомились, выяснили,
