сидящего на скамейке пожилого мужчину в шляпе и с тонкой белой тростью в руках.
- О! - сказал он и решительно направился к слепому.
Подойдя к нему, присел рядом, склонился к его уху и стал что-то негромко говорить. Тот полез в карман, вынул кошелек и вытряхнул на ладонь мелочь.
- Не так все и сложно, - сказал Леон, возвратившись к Гурскому. - Пошли за коньяком.
- Послушайте, Леон, - искренне заинтерсовался Александр. - А почему клянчить нужно непременно у калеки?
- Ну, Саша, это ведь очевидно. Чтобы никто не видел моего позора. Они купили выпивки и вышли из магазина.
- А где станем реанимироваться? - задумался Адашев-Гурский. - Вон там, я знаю, мороженица есть. Там чисто и светло.
- Нет,- категорически возразил Леон.- Все ваши аллюзии с Хемингуэем совершенно не уместны применительно к настоящему моменту. в такую-то погоду и в помещении? Жамэ, прошу покорно. Купировать абстинентный синдром мы станем на природе.
- На острова пешком далековато. А на такси денег нет.
- Так ведь...
- Я больше побираться не буду, - очень быстро сказал Адашев-Гурский. - Да и слепой ваш, вон, уже ушел куда-то, - кивнул он на пустую скамейку.
- Ну что ж, пошли на кладбище. Здесь Смоленка недалеко.
И они пошли пить коньяк на Смоленское кладбище.
Но это было давно.
Теперь же Леон каким-то непостижимым образом (ибо учился он в свое время на биофаке университета) сделался то ли сексологом, то ли сексопатологом в какой-то частной клинике, то ли даже кабинет у него был свой, этого Гурский толком и не знал. Важно то, что к нему, как к специалисту, досконально знающему существо проблемы (что было истинной правдой), потянулся состоятельный народ. Визит стоил недешево, и Леон благоденствовал.
17
- Саша, здравствуйте! В кои-то веки! - радушно улыбнулся Леон, открыв Адашеву-Гур-скому дверь. - Проходите, раздевайтесь, ложитесь. У меня тут гости как раз... живут.
- Гурский! Ебёна-матрёна!.. - широко раскинув для объятий руки, шел по коридору Анатолий.- Дружочек ты мой удивительный! Здравствуй, дорогой, - он обнял Александра, и тот не успел увернуться от влажного поцелуя, - здравствуй, мой любимый! Как сам-то? Не хвораешь? А я тут, знаешь... Да ты проходи сюда, на кухню, мы тут заколбасились немножко, ничего, а? Тюли-пули там, то-се... Короче, апрель в Париже. Играем Стриндберга. Танцы тут у нас. Ты как к этому делу?
- И давно они у вас гостят? - обернулся Адашев к Леону.
- Ну... я бы сказал, что это скорее похоже на оккупацию. Вот в собственный туалет, например, уже минут сорок попасть не могу. Кто у нас там?
- Зы-зы-зы... - протестующе вскинул руки Анатолий. - Только не я.
- Да? - подозрительно взглянул на него Леон.
- Ну вот же я, тут стою. Однозначно.
- Саша, вы трезвый? - с надеждой посмотрел Леон на Гурского.
- Я не пью.
- Колоссально! - округлил глаза Анатолий.
- На вас тогда вся надежда. Мы кого-то потеряли. Нас должно быть семь человек. Считайте по головам.
- Или девять... - задумчиво произнес Анатолий. - Это если Ваньку Чежина не считать. Он там, в спальне спит.
- Один? - заинтересовался Леон.
- Ну, уж это я не знаю. Мы же заглядывать не станем?
- А какой смысл тогда всех вас считать? - рассудил Адашев-Гурский.
- Тоже верно, - согласился Анатолий и задумчиво посмотрел на дверь туалета. - Слушай, Леон, а не могла она сама захлопнуться?
- А свет? Вон, под дверью, - Леон указал на широкую щель.
- Да мало ли. Давай выключим.
- Нет-нет. А вдруг там кто-то есть? Неудобно, - Леон задумался. - Вот что, Саша, вы человек физически сильный, давайте-ка мы ее с петель снимем, а?
- Так ведь ее для этого открыть сначала нужно, иначе она не снимется.
- Ну, это... Там защелка-то чисто символическая.
- А зачем тогда с петель снимать?
- А на всякий случай. Чтоб другим неповадно было.
- Разумно, - согласился Анатолий.
- Давайте-давайте, - Леон присел на корточки и решительно просунул пальцы в щель под дверью. - Она легко снимается, я уже сколько раз это делал.
- Ну, как скажете... - Гурский взялся за ручку.
Дверь и в самом деле легко распахнулась, скользнула, приподнятая Леоном, вверх и снялась с петель. Адашев-Гурский отставил ее в сторону, прислонив к стене.
На унитазе, спустив штаны, сидел Рим и, держа на коленях раскрытую толстую книгу, крепко спал. От звука брякнувшей о кафельный пол защелки, которая отлетела от двери, он проснулся и открыл глаза. Дальнейшая его реакция на происходящее была весьма примечательна тем, что ее, собственно, не последовало вовсе. То есть вообще никакой реакции. Он обвел присутствующих взглядом, перелистнул страницу и вновь склонился над текстом.
- Ладно, господа, не будем ему мешать,- задумчиво сказал Леон. - Что мы, на самом-то деле... А пописать я и в ванной могу. Там и руки мыть ближе.
- Книга - источник знаний, - уважительно произнес Анатолий. - Знаешь, Сань, вот так вот задумаешься иной раз, и сомнения одолевают...
- По поводу?
- А правильно ли мы живем?
- Жизнь, Толя, прожить - не поле перейти.
- Иди ты?.. Колоссально!
- А это что у вас здесь за инсталляция? - Александр, через распахнутую дверь ванной, где стоял у раковины писающий Леон, увидел развешанные на бечевке крупные купюры. - Фальшак, что ли? Это ты нарисовал и просушиваешь? Менты же свинтят.
- Мое, - кивнул Анатолий. - Согласен. Но тут ты не прав... Пойдем хряпнем?
- Да мне позвонить надо.
- Позвонишь, успеешь. Там все равно Дарья на телефоне час уже висит. Любовь у нее несчастная. Не станешь же ты ее прерывать? Освободит, потом и ты позвонишь.
- А может, она уже закончила?
- Не-ет. Она, когда закончит, обязательно на кухню, к столу, придет. Рыдать и водку пить. А пока еще болтает. Пошли.
- Пойдем,- вздохнув, Гурский прошел вслед за Анатолием на просторную кухню, где за большим круглым столом, заставленным бутылками, рюмками и тарелками с закуской, сидела компания незнакомых ему людей.
- Вот, - обращаясь к присутствующим, сказал Анатолий. - Адашев-Гурский, Александр.
- Надо же, - подняла на Адашева глаза полная брюнетка, - какое совпадение. И я тоже...
- Очень приятно, - кивнул ей Александр.
- Угу, - потянулась она за сигаретой. - Вы не переживайте. Бывает...
- А всех остальных по-разному зовут, - продолжал Анатолий, обведя широким жестом сидящих за столом и обернувшись к Гурскому. - Всех и не упомнишь. Но вот это - Лиза...
- Лиза, - робко подняла на Александра печальные голубые глаза блондинка.
