- Нет, но... больно.
Постепенно глаза Гурского привыкали к темноте, и он, лежа в густом холодном сумраке, даже стал различать окружающее.
Жизненное пространство представляло собой небольшой, но 'глубокий погреб. Пол был земляной, кирпичные стены поднимались до самого верха. В углу угадывалась крутая лестница, поднимающаяся к люку. С потолка свисала на шнуре голая лампочка.
Гурский встал на ноги, пошатываясь, подошел к лестнице, поднялся по деревянным ступенькам и, уперевшись спиной и плечами в крышку погреба, напрягся всем телом. Крышка чуть шевельнулась, но под его ногами предательски треснула ступенька. Растирая ушибленное плечо, он спустился и ощупал стену.
- Там запор, на крышке, - сказал он, - а тут и упереться-то не во что. Но... стены не до самых досок. Вон, ладонь пролезает. И сырость тут, значит, раствор квелый. Мы кирпичики-то выколупаем. Вот только монтировку бы найти. Она вроде в руках у меня была, когда...
Он опустился на четвереньки и стал на ощупь искать на полу монтировку. Рука, угодив во что-то влажное и липкое, коснулась затем остывающей, покрытой густой шерстью, плоти.
- Твою мать... - вырвалось у Гурского, и он отдернул руку.
- Это собака, - сказала из угла Элис. - Почему он не... лает, когда мы вошел?
- Знаешь, кто самый опасный зверь? - Гурский сгреб с пола пригоршню земли и оттирал ею руку от крови.
- Луди. Человьек.
- Тигр обычно, когда нападает, рычит и на этом часто прокалывается. Он не предупреждает, просто сдержаться не может, из него злоба прет. А медведь нападает молча. Потому что он умный. И способен держать себя в руках, подавлять эмоции. Вот и собаки такие бывают. Ей не пугать, ей убить нас нужно было. Она хозяйский дом охраняла.
- А он знал?
Гурский полез в карман куртки, достал зажигалку, щелкнул ею и осмотрел пол в свете маленького, колеблющегося пламени.
- Что-то я, видать, здорово башкой приложился, - пробурчал он себе под нос. - Совсем мозги отшибло. У меня же огонь есть, а я на карачках ползаю.
- Почти прямо под самой лестницей он увидел валяющуюся монтировку. Чуть в стороне лежал обрез.
- О! - сказал он. - И весь наш арсенал здесь... Ловко он нас сделал. Голыми руками.
- Он знал про собака?
- А? - Гурский погасил зажигалку и, погрузившись в непроглядную тьму, наклонился, подняв обрез и монтировку. Затем сел на пол, привалился спиной к стене, уложил арсенал рядом с собой и полез за сигаретами.
- Сейчас, - сказал он прикуривая. - Глаза снова к темноте привыкнут. И мы начнем бороться за жизнь.
- Он нас специально суда привьез?
- Ну да, - кивнул в темноте Гурский. - Конечно. Когда мы к нему в дом вломились, у него времени думать не было. И на кладбище сначала ситуация для него была... без вариантов. А потом ему поперло. Ребята уехали, и появился шанс. То-то он меня так торопил. И вроде все складно так... А он, выходит, боялся, что Герка вернется.
- Джеки здесь нет?
- Ему главное из контейнера и вообще с кладбища выбраться нужно было. Там-то он уже в могилу заглянул, а жить-то хочется. Вот и... Вот я и купился. Извини, что?
- Джеки.
- А... Нет, конечно. Ее здесь и не было никогда, скорее всего. А вот шанс у него здесь был. Он им и воспользовался. И про собаку он знал. Может, это и вовсе его дом. И собака его. И вообще, знать он не знает, кого мы ищем и чего от него хотим. Совершенно он посторонний человек. А мы на него наехали. А? Может так быть?
- Джеки написал - квартира шестой.
- Да...- задумчиво произнес Гурский,- квартира шесть. Не могла же она ошибиться, на самом-то деле? Там, у него на двери, очень даже четко написано. Значит, так оно, скорее всего, должно и быть.
- Не могла.
- Но нам от этого отнюдь не легче. Посторонний человек нас, по крайней мере, в милицию хотя бы сдал. А тут...
- Что?
- В общем... выбираться отсюда как-то необходимо, чтобы выжить. Срочно. И чем срочней, тем лучше.
Гурский потушил об пол сигарету, взял обрез, монтировку, поднялся и, с трудом различая окружающее, осторожно приблизился к Элис.
- Держи, - протянул он ей обрез. - Он хоть и без боезапаса, но... кто ж об этом знает? Может, у меня патроны по карманам рассованы. Он же не проверял. Пугнуть можно. А он, кстати, меня не обыскивал? И вообще - ты-то как здесь оказалась? Меня собака скинула, а тебя?
- Он. Я... когда собака убил, а ты сюда упал... я наклонился смотреть.
- Ясно. Вот ведь сука...
- А потом он и собака сюда... бросил.
- Не-ет... Он не посторонний. - Гурский медленно перемещался вдоль стены, ощупывая ее верхнюю кромку и в поисках слабого места пытаясь шатать кирпичи. Нормальный человек свою мертвую собаку в погреб не скинет. И врал уж очень убедительно. А это значит, что врал, но не совсем. Идеальное вранье - это, когда много-много правды и совсем чуть-чуть неправды. Вот тогда это предельно убедительно. Вот на это я и купился. Джеки здесь? Нет. Вот это-то и есть неправда. А все остальное, выходит, правда. И для нас это оч-чень хреново...
Неожиданно Элис схватила Гурского за руку.
- Ш-ш...-прошипела она.
Гурский замер и прислушался.
Где-то над головой стукнула дверь, раздались отдаленные звуки шагов и чьи-то голоса.
'Ну вот, девочка моя,- подумал Адашев-Гурский, стиснув в руках монтировку, - вот мы и приплыли'.
Шаги приблизились, голоса стали явственнее.
- Петр... - ошарашенно пробормотал Адашев-Гурский. - Петька, чтоб я сдох!..
- Кто? - не поняла Элис.
- Петь-ка-а! - крикнул, задрав голову, Гурский. - Пе-тька! Мы зде-есь!
Наверху послышалась какая-то возня, что-то упало, а потом крышка погреба распахнулась, и в освещенном проеме люка возникло изумленное лицо Волкова.
- Гурский... - недоуменно сказал он. - Мать твою за ногу! Ты чего, охренел? Ты зачем здесь сидишь?
Элис подошла к лестнице и стала по ней подниматься. Петр протянул ей руку.
- Я сама, - сказала Элис и выбралась из подвала.
Следом поднялся на кухню Александр.
- Там больше никого нет? - Петр заглянул в погреб, взглянул на Гурского и опустил крышку.
- Ш-шит...- Элис стряхивала с волос мусор.
- Как понимать-то? - Волков смотрел на обрез в ее руках. - Грабежом консервов промышляете?
- Петя, где этот хмырь? - Гурский потирал плечо.
- Там, - Волков кивнул в сторону одной из комнат.
- Смотри, сбежит.
- Эт-та вряд ли, - Петр обернулся. - Леш, давай-ка его сюда.
Из комнаты, держа за шкирку мужика, у которого на левом глазу наливался свежий бланш, вышел и остановился в коридоре широкоплечий Леша.
