— Сорок пять, товарищ полковник.
— Ну вот, еще тридцать пять вылетов — и Пронин Герой! Товарищи, вы знаете, что за восемьдесят выполненных боевых вылетов на бомбометание с пикирования по приказу Верховного Главнокомандующего положено представлять к званию Героя Советского Союза? — спрашивает нас комдив.
— Знаем! — гудят голоса.
— Мы, летчики, пикирование очень любим, — обращаясь к Чучеву, говорит Василий Герасимов. — Когда ставится боевая задача на бомбометание с горизонтального полета, у нас даже портится настроение. А вот с пикирования!..
— Знаю. Я уже не раз слышал об этом. Пикирование при всем при том еще и отличный противозенитный маневр! А у вас, товарищ Герасимов, сколько боевых вылетов? Почему-то вы без награды. Помню, на вас давно уже наградной материал был.
— Он свой орден в чемодане хранит. Бережет до дня победы! — бросает шутку стрелок-радист Монаев.
Не слушая Монаева, Герасимов отвечает на вопрос комдива:
— У меня, товарищ полковник, сорок вылетов, — затем он переводит взгляд на стрелка и, показав ему кулак, уже другим тоном произносит: — Вот закончится построение, и я скажу тебе, как разведчик разведчику…
— Скажи, скажи ему, тезка! — засмеялся летчик Василий Голубев.
— А гвардейцами мы скоро будем, товарищ полковник? — перебивая всех, громко спрашивает штурман Сенкевич.
— Могу по секрету сказать: скоро, товарищи, будем гвардейцами! Но учтите: бить врага уже сейчас надо по-гвардейски! Бить его надо так, чтобы скорее изгнать с нашей священной земли. Ну что ж, может, уже и хватит разговоров? Вы новые цели получили?..
— Есть цели, — отвечает капитан Вишняков.
— Желаю успеха! А как на пикировании, именно на пикировании, девятый гвардейский вас прикрывает?
— О, с асами девятого гвардейского мы чувствуем себя спокойно. «Худых» чертей к строю и близко не подпускают!
— Молодцы! Так командиру полка Морозову можно и передать?
— Так и передайте!
— До свидания, товарищи.
— До свидания, — дружно ответили мы.
…27 сентября 1943 года. На старт с пикирующим вариантом подвески бомб выруливают самолеты эскадрильи Генкина. Получив задание на разведку в районы Мелитополя, Каховки, Херсона, Большой Лепатихи, Апостолова, Никополя, Большой Белозерки, Михайловки, я тоже выруливаю на старт. Каждый раз, уходя на разведку, знаю, что мои боевые друзья или уже улетели, или собираются на задание. И напрашивается вопрос: «Все ли мы прилетим домой?»
Выполнив боевое задание, приземляю машину и заруливаю ее на стоянку. Летчики и техники стоят понурые. Догадываюсь — произошло что-то непоправимое.
_ Кто-то не вернулся с задания, — говорит мне Зиновьев, внимательно разглядывая собравшихся. — Да, это чувствуется по обстановке…
На стоянке техник Занегин. Он стоит слева — выключаю первым левый мотор.
— Что случилось? — спрашиваю техника, сбросив с головы шлемофон.
— Самолет Генкина не вернулся. Прямое попадание снаряда, — отвечает он.
— Генкин? — с болью вырывается у меня. Как же это так!.. А?
Выходим с Борисом из кабины. Спрашиваю у ребят подробности гибели экипажа Генкина, по в это время подъезжает полуторка, мы садимся в кузов и едем докладывать майору Соколову о выполнении задания. Когда он сказал: «Вы свободны», я направился к летчикам третьей эскадрильи.
— Ты летал сегодня, Юра? — спрашиваю Ермолаева.
— Летал.
— Как все произошло?
— Произошло так, как происходит, когда в центральный бензобак попадает крупнокалиберный снаряд. Машину мигом охватило пламя. Генкин «клюнул» вниз, сбросил бомбы, дотянул на свою территорию, и все трое — Генкин, Раицкий и Минченков — выпрыгнули.
— Много было разрывов зенитных снарядов?
— Вагон и маленькая тележка! Под Мелитополем они лупят как ошалелые! отвечает штурман звена Лакеенков.
— Ведь что произошло? Мы должны были бомбить станцию Райхенфельд с боевым курсом двести тридцать градусов, — начал рассказывать Ермолаев. — И только решили перестраиваться для пикирования по звеньям, как сильным заградительным огнем ударили зенитки. Поверь, Коля: света белого не видно из- за разрывов.
— Знаю, приходилось на своей шкуре испытать.
— Ну вот. Командир отвернул влево. Мы ушли за линию фронта и зашли на станцию с тыла. Но в момент подачи командиром сигнала на перестроение в его самолет попал снаряд. Произошла, скажу, небольшая заминка, а потом Покровский с Лакеенковым взяли команду на себя, и мы, выпустив тормозные решетки, пошли восьмеркой в атаку на станцию.
— И положили бомбочки точно в цель! — дополняет рассказ Ермолаева стрелок-радист Зубенко.
— Потеря сегодня большая. Нет с нами командира Генкина, штурмана Раицкого и начальника связи Минченкова, — говорит летчик Анучиков, затягиваясь папиросой.
— Это верно, что их ветром отнесло за линию фронта?
— Верно, Коля. Я хорошо видел, — подтверждает штурман Иващенко. — У фашистов им, конечно, не поздоровится…
— Может, они еще вернутся? Ведь на войне всякое бывает… — с надеждой говорит Ермолаев. И, немного помолчав, добавляет: — Не укладывается, братцы, все сегодняшнее в голове. Не укладывается…
После освобождения станции Райхенфельд туда была послана группа однополчан под командой начальника воздушно-стрелковой службы полка капитана Вигдорова. И мы узнали немногое, но страшное.
Штурмана эскадрильи капитана Раицкого, приземлившегося километром западнее Генкина и Минченкова, немцы долго преследовали с овчарками. Он отстреливался и был убит.
Когда фашисты схватили Генкина и Минченкова и стали кричать: «Юдэ! Юдэ!» — Генкин плюнул офицеру в лицо. Гитлеровцы стали его бить автоматами, а затем слили из грузовой машины в ведро бензин, облили их и подожгли.
Но и на этом фашистские изверги не остановились: они сровняли с землей месте захоронения Раицкого и в течение двух недель не разрешали населению похоронить Генкина и Минченкова. И все же нашлись люди, которые под покровом ночи присыпали обгоревшие тела героев землей.
Группа Вигдорова похоронила Генкина и Минченкова у зеленого тополя-великана, далеко разбросившего свою богатырскую крону.
Еще придут далекие, светлые послевоенные дни, и жители села Плодородное Мелитопольского района перенесут их останки в братскую могилу. Над ней расцветут цветы. Зашумит листвой посаженный пионерами парк. Станет на гранитный постамент бронзовый солдат. Приедут однополчане. Приедут, положат красные гвоздики и уронят горючие слезы жена, сестра и дочь Генкина. Они увидят зажиточную, привольную колхозную жизнь, искрящийся виноград, склонившиеся к земле ветки яблонь. Расскажут о своем отце, брате и муже. И услышат: «Мы внаем, что за родной край отдали жизнь лучшие наши люди, поэтому стараемся сделать для Родины больше хорошего, чтобы жить за себя и за них… Оставайтесь у нас. Будете всем нам родными». Но это придет, и придет не скоро…
А сейчас мы, однополчане, жестоко мстим врагу за смерть боевых друзей. Мстим и за погибших в боях за Мелитополь товарищей из экипажей Ковалева и Попурина…
