Мы не видели ее год. Хочешь со мной на неделю в Ялту?
- Нет, - ответил Никита. - Никуда не поеду. Даже в Ялту.
- У тебя каникулы, - сказал Алексей. - А я в Крыму обкатываю машину.
Он сидел неподвижно, сжимая пальцами погасшую сигарету, глядел на Никиту с ожиданием.
- Скажи, брат, зачем ты приехал в Москву? Мать умерла, и ты приехал к родственникам?
- Я привез письмо матери к Георгию Лаврентьевичу. Она написала перед смертью. И просила передать, - ответил Никита. - Только поэтому.
- Понятно, - проговорил Алексей и досадливо обернулся к скрипнувшей в кухне двери.
В комнату вошел Валерий, вскинул и опустил плечи с видом бессилия, выдохнув, как после бега, воздух, произнес изнеможенно:
- Дина рассердилась на меня и куда-то ушла. Я виноват. И, по-моему, к тебе, Алеша, клиент рвется. Ни к селу ни к городу. Топчется на крыльце. Инженер твой... Что его принесло?
Алексей ударил кулаком по подлокотнику кресла.
- Во-первых, у меня нет клиентов, - неприязненно сказал он. - У меня есть в автошколе только ученики. Кто там? Олег? А ну, позови его, чертов звонок! Быстро!
- Представляешь, как он командовал на войне? - развел руками Валерий. Сплошной металл в голосе! Деваться некуда, все время воспитывает! Есть, товарищ капитан запаса, выполняю приказ.
- Выполняй, - усмехнулся Алексей. - Старшины на тебя хорошего нет.
Минуту спустя Валерий ввел в комнату невысокого, средних лет, уже полнеющего человека в добротном сером летнем костюме и, несмотря на жару, в галстуке. Он вытирал носовым платком пот с залысин, глядел на Алексея виноватыми, улыбающимися глазами, топтался за порогом в замешательстве.
- Добрый день, Алексей Георгиевич, я к вам на минуту, извините, пожалуйста, что домой...
- Проходи, Олег, и знакомься, - сказал Алексей, пожимая ему руку. - Это мой двоюродный брат Никита. С Валерием знакомы. Что случилось? Правила утром сдавали? Садись. И докладывай.
- Все! Катастрофа, Алеша... Я засыпался на разводке, представь! сказал инженер и, со вздохом сев к столу, смущенно засмеялся. Трехсторонний перекресток, машина, трамвай, мотоциклист, смещенные пути. Не пропустил мотоциклиста, что-то напутал с трамваем, нагородил несусветную ерунду. Инспектор, мрачный такой тип, не запомнил его фамилию, глазел на меня, как на идиота. Тогда я ему говорю: 'Вы видели идиота?' А он: 'Кого вы имеете в виду?' - 'Себя, конечно'. И ушел с двойкой. Не ученик у вас, а идиот, Алексей Георгиевич!
Он говорил это, обращаясь к Алексею то на 'вы', то на 'ты', стесненно-весело посмеиваясь, но это было явное возбуждение расстроенного человека, и Алексей, не перебивая, строго выслушал его; Валерий же, скосив на инженера выгоревшие брови, запустил руки в карманы своих помятых брюк, снисходительно фыркнул:
- Это же примитивный вариант, господи. Главная и неглавная улица. Мотоцикл, видимо, был помехой справа...
- Ну, что же ты, в конце концов, напутал? - спросил Алексей, не обратив внимания на слова Валерия. - Начерти схему перекрестка, трамвай, мотоцикл... Как было? Нарисуй все, Олег Геннадьевич!
Никита молча смотрел на них, совершенно не понимая того, о чем они говорили.
Олег Геннадьевич, скомкав в руке носовой платок, достал с какой-то чрезмерной поспешностью записную книжку в кожаном переплетике, автоматический карандаш, начертил что-то довольно-таки нервозно и с виной и робостью поднял глаза на Алексея.
- Вот так было на перекрестке, Алеша...
- Ну? - требовательно сказал Алексей. - Разводи.
- Я пропускаю мотоциклиста, трамвай. После этого делаю левый поворот на перекрестке. Так?
- Что же ты не развел так инспектору? - спросил Алексей с укоризной. Растерялся, что ли?
- Состояние прострации, - убито вздохнул Олег Геннадьевич и снова обтер платком влажные залысины. - Адская неуверенность, понимаешь, какая-то... Теперь не представляю, как сдам послезавтра практическую езду. Если опять будет принимать какой-нибудь мрачный тип, я пропал!..
- А если ты будешь думать об этом, - прервал Алексей, - я немедленно прекращаю обкатывать твою машину, и можешь завтра же продать ее в комиссионном магазине. Это тебе ясно?
- Да, да. - Олег Геннадьевич, искательно глядя своими виноватыми глазами на Алексея, забормотал: - Может быть, все это действительно не для меня, бог к этому делу способностями обошел...
- Чепуху говоришь, Олег! - опять заговорил Алексей. - Ты пересдашь правила и сдашь практическую езду. Ты куда? Домой сейчас? А ну-ка пойдем к машине. Пока не очень ясны причины паники. Рановато отступаешь. Слушай, Валя, ты можешь ехать. Завтра увидимся. Хватит зевать - челюсти вывихнешь! - Он повернулся к демонстративно скучающему Валерию; тот зевал, сидя на подоконнике; перевел взгляд на Никиту, добавил: - Если ты, брат, не против, поедем с Олегом Геннадьевичем, я покажу тебе новую Москву. Юго-Запад. Поехали вместе.
- Но... как это? - выговорил Олег Геннадьевич и привстал, засовывая смятый платок в карман. - Ты хочешь, чтобы я... вел машину? Н-нет, Алексей, я лучше сегодня на такси... Юго-Запад - это через весь город... Собью еще кого-нибудь, упаси боже...
Алексей настойчивым тоном оборвал его:
- Я хочу, чтобы ты довез себя домой на своей машине. Ясно? Зачем я тебя учил? Все получится. Я буду сидеть рядом. Как в учебной. Надеюсь, ты уже не в состоянии прострации?
- Не знаю, Алеша.
- Тем лучше и легче. Пошли к машине.
- Я немного провожу вас, - проговорил сквозь зевоту невинным голосом Валерий и с выражением безразличия намотал и размотал на пальце цепочку ключика от машины. - Я могу вас сопровождать, так сказать, эскортом.
Но как только Алексей с инженером вышли, он иронически покрутил ключиком возле виска, сказал Никите:
- У нашего братца профессиональный заскок. Гвардейская фирма автоинструктора. И одержимость. Каждый по-своему с ума сходит. Поэтому не удивляйся. Значит, ты с ними, братишка?
- Да. Поеду. А что?
- По-моему, этот инженер - полнейшая бездарность в смысле вождения. На кой бес возится с ним Алешка, не понимаю!
7
В центре города машина подолгу останавливалась на узких перекрестках, пропуская сверкающий под низким предзакатным солнцем плотный, слитно ревущий поток уличного движения, и, переждав, с запозданием и рывками трогалась на зеленый свет, набирая скорость, и Олег Геннадьевич, весь напряженный, без пиджака - под мышками белая сорочка намокла, - вобрав голову в плечи, торопясь, переключал скрежещущие скорости, опасливо и умоляюще косился при этом на Алексея, как в ожидании окрика или удара. Но Алексей не говорил ни слова, как бы не замечал ничего.
Несколько раз на этих перекрестках, то отставая, то обгоняя, вплотную к машине притирал свою обшарпанную 'Победу' Валерий, смеясь, махал рукой, поощрительно кричал им:
- Ну, жмите, милые, жмите! Впереди ни одного милиционера! Никитушка, а может, ко мне?
И, помахав, уносился вперед, лавируя между рядами машин с наглой лихостью матерого таксиста, легко втираясь в этот бесконечно катящийся поток улицы.
Предвечернее солнце сухо жгло, в оранжевой пыли стояло над крышами; в машине было нестерпимо душно, химически пахла кожа новеньких, пропеченных солнцем сидений, и пахло теплым маслом, горячей резиной; на перекрестках удушливо врывался в окна выхлопной газ от гремевших, лязгающих кузовами грузовиков; нескончаемо огромный перенаселенный город сиял, везде вспыхивал стеклами этажей недавно выстроенных блочных домов, лениво чертили по белесому знойному небу железные стрелы кранов над строительными лесами; густые толпы народа хаотично скоплялись, заполняли тротуары, длинные очереди ожидали на остановках; и, отяжелев от пассажиров, как бы огрузшие, шли по расплавленному асфальту троллейбусы - были часы 'пик', когда город, накаленный солнцем и моторами за день, весь горячий, достигает предельной точки в своем бешеном ритме, в своем шуме, визге, грохоте, в своей толчее, в своем убыстренном в эти часы движении.
- Начался Юго-Запад, Никита, новый район, - сказал, не оборачиваясь, Алексей. - Не похоже на Замоскворечье, верно?
