— Что тебя интересует?
— Я хочу знать, откуда у тебя синяки на лице и на шее?
Она помедлила, потом включила воду.
— Я же говорила, несчастный случай.
— Да, помню. То есть ты имеешь в виду, что кто-то по стечению обстоятельств схватил тебя за горло и стиснул пальцы с такой силой, что оставил следы? Похоже на попытку удушения.
Она замешкалась с ответом, и он продолжал:
— Странный какой-то несчастный случай, Анни. Так ведь можно и убить человека.
Анни тяжело вздохнула. У нее не было сил говорить об этих синяках. Это только рассердит Харпера и заставит ее снова пережить все, что с ней случилось.
За окном под чьими-то шагами захрустел гравий. Анни обрадовалась неожиданному посетителю.
Харпер выругался.
Пришла миссис Кроуфорд, жена проповедника, принесла немного еды и забрала свое пустое фарфоровое блюдо, оставшееся здесь с похорон. Только она ушла, появилась Мэри Смит — ей хотелось знать, что произошло после того, как Анни позвонила от нее шерифу. Потом зашла еще одна соседка, узнать, не надо ли чем помочь.
Когда вернулся из школы Джейсон, Харпер уже был готов взорваться. С момента визита миссис Кроуфорд их ни на минуту не оставляли в покое. Он провел целый день в болтовне с приятелями и соседями или слушая, как Анни говорит по телефону — опять же с приятелями и соседями.
Он собирался задать вопрос насчет Джейсона как раз в тот момент, когда мальчик вернулся из школы. Черт, надо было спросить вчера вечером.
Харпер стоял у задней двери и смотрел, как мальчик кидает баскетбольный мяч через кривой обруч, подвешенный над дверью стоявшего в отдалении гаража. Он жадно следил за Джейсоном, гадая, кем же все-таки приходится ему этот мальчик.
Ветер трепал светло-русые волосы Джейсона, мальчик раскраснелся от холода — впрочем, мальчишки мороза не боятся. Он даже не обращал внимания на то, что руки до локтей вылезли из рукавов куртки, которая была ему мала. Кроме того, — Харпер никак не мог взять в толк, отчего, — Джейсон старался держаться от него подальше. Так что холод — ерунда.
Мяч стукался о доску и пролетал в обруч, шлепали кроссовки Джейсона — все это пробуждало воспоминания. Харпер и Майк тоже играли в баскетбол, иногда поздно вечером отец тоже присоединялся к ним. Черт, Харпер играл с отцом в тот последний вечер дома, как раз перед тем, как встретиться с Анни. А Ринджер путался у них в ногах…
Ринджер. Все эти годы Харпер ни разу не вспомнил о собаке. Воспоминания снова окутали его.
Анни так и застыла в кухонной двери, и полотенце, которым она вытирала посуду, вдруг отяжелело в ее руках. Харпер стоял там, внимательно ловя каждое движение Джейсона, и от этого ее сердце охватило томительной болью.
Харпер, должно быть, заметил ее и мягко сказал:
— Немного странно смотреть, как мальчик играет во дворе, а собаки рядом нет. Что случилось с Ринджером?
У Анни перехватило дыхание. Напоминание о Ринджере едва не заставило ее расплакаться. Харпер подарил ей Ринджера, когда щенку было два месяца. Поскольку у Анни с матерью была лишь комнатенка над аптекой, Ринджер остался жить на ферме Монтгомери. Но он был псом Анни. Других животных у нее никогда не было.
День, когда Харпер принес ей щенка, за неделю до того, как он уехал, был счастливейшим днем в жизни Анни. Она две недели как получила диплом колледжа, и Харпер предложил ей выйти за него замуж. Он был так воодушевлен и полон жизни, и совершенно не похож на этого угрюмого человека, что стоял перед ней сейчас. Он был так нетерпелив, что предложил не дожидаться, пока он купит ей кольцо. Вместо кольца он принес щенка в качестве свадебного подарка.
Анни нежно улыбнулась при этом воспоминании, но оно тут же уступило место другому. Майк всегда ненавидел Ринджера, потому что это был подарок Харпера.
— Что с ним случилось? — повторил Харпер, глядя на нее через плечо.
Анни скомкала полотенце и ушла из кухни в прачечную.
— Погиб года четыре назад. — Она ни за что не скажет Харперу, что Майк застрелил Ринджера в припадке ревности.
Несколько мгновений спустя она вышла из прачечной. Харпер все так же смотрел на Джейсона, стоя у задней двери.
— Джейсон — мой сын, Анни?
Вопрос, неожиданно заданный мягким ровным голосом, эхом отдался в сердце Анни. Ноги у нее вдруг стали ватными, она едва не опустилась прямо на старый линолеум. Она смогла лишь прошептать в ответ:
— Да.
Ответ поразил Харпера точно удар. Он ждал этого. И все же это было чересчур. Боль взорвалась внутри него. Потом гнев, ярость, прежде неведомая ему, такая сильная, что на мгновение он ослеп. Подлая сука!
Он стиснул зубы, оторвался от окна и глянул в бледное лицо женщины перед ним.
— Будь ты проклята, Анни! Как ты могла скрывать от меня моего сына целых десять лет! Как, черт тебя побери! Зачем? Как ты могла позволить другому мужчине растить моего сына, как своего!
— Харпер… я… — Анни протянула к нему руку. — Я… — Рука беспомощно повисла и упала точно плеть.
— Ну же, Анни, — крикнул он. — У тебя было десять лет, чтобы во всем признаться! Ну же, я хочу знать! Я больше не могу ждать! Это будет вправду честно! Скажи мне, зачем ты это сделала? Как ты могла жить рядом с Майком и растить моего сына? Что ты там сделала, забралась к нему в постель, как только я уехал, чтобы он решил, будто это его ребенок?
— Нет!
Наконец-то, подумал Харпер с угрюмым удовлетворением. Наконец-то на этом столь бесстрастном лице появились хоть какие-то эмоции. Она не ждала его обвинений, и ее потрясение было очевидным.
— Нет? — переспросил он. — Тогда в чем же дело? Как это ты обвела его вокруг пальца, что он женился на тебе?
— Не я, — заплакала она. — Это он… принудил меня!
Он ждал, что Анни станет отрицать свою вину, но чтобы дело повернулось так…
— Что за дьявол! Что ты еще несешь?
К ней вернулась прежняя бесстрастность. Что же это за женщина? Неужто это так тривиально, неужто для нее происходящее совсем ничего не значит и она ничего не чувствует?
— Ты же помнишь, какой я тогда была, — сказала она почти без признаков волнения. — Я была молода и доверчива. Наивна. Он лгал мне, играл на всех моих страхах, и мне стыдно признаться, что я верила ему. Поверь, с тех пор каждый день моей жизни превратился в расплату за мое простодушие.
Харпер с отвращением фыркнул.
— Да уж, могу себе представить.
Она закрыла глаза и вздернула подбородок.
— Может, ты все же выслушаешь меня?
— О, конечно, ты мне все объяснишь, в противном случае я вытащу из тебя слова клещами.
Анни покачала головой.
— Нет, я сама хочу тебе все рассказать. Я все эти годы хотела тебе сказать, но я… Ты ведь помнишь мою матушку? У нас в доме не было телефона. Ты же сам велел мне, чтобы я обо всем, что мне понадобится, говорила Майку, потому что ты будешь звонить домой, как только представится возможность. Как только я почувствовала, что беременна, я попросила Майка, чтобы он сообщил тебе при следующем твоем звонке.
Ярость в груди Харпера превратилась в обжигающую холодом глыбу льда.
— Когда? Когда ты сказала ему?
