возврату и в пропасть! На самом же деле далеко не так. Смешанней. Чересполоснее. С компромиссами, входящими в основной состав истории.
Не соглашение, тем более не сделка они - те, что в основной состав. (Гнилой компромисс - словосочетание-выкидыш.) На деле же - если уступка, то уступка избыточностью исторических поворотов, рождение новой нормы. По отношению к классическим революциям - ТЕРМИДОР в широком смысле. Замещением людей освоение добытого. Не Кромвель учинил промышленный переворот, не Робеспьеру принадлежит Французский гражданский кодекс 1804, но быть ли последействию без тех эпох, когда люди (вспомним Чаадаева) становились скитальцами в мире, физически и духовно?
Компромисс - нация. Компромисс - государство и общество (государство общества). Компромисс - овеществленный и политизированный разум. Компромисс - цивилизация Я, обладающая достаточным рвением, чтобы распространиться на всю планету, но наталкивающаяся на неустранимое препятствие - Земля заселена и ИНЫМИ. Пассивно и яростно сопротивляющимися, опираясь при этом не только на традицию, на самобытность, но и одомашнивая чужие новшества.
Первый патент на соавторство модерну - у России власти раньше, чем в этом качестве выступил ее радикальный антагонист. И Россия же первая расшиблась о революцию без термидора, которая логикой (и безумием) своей неостановимости влеклась к людским перетасовкам - взамен перехода в норму, - и к циклическим выносам вовне задавленного внутреннего раскола.
И теперь от нас и от наших выучеников, но также и от оппонентов, противников - вопрос на острие ножа: может ли компромиссом стать Мир - в целом и как ЦЕЛОЕ?
Мир, все территориальные составляющие которого - его суверенные проекции, богатством своего внутреннего содержания превосходящие целое, не разрушая его. В этом неразрушающем превосходстве - суть и тягота. Тот пункт, где мысли наречено запнуться, но и где особенно задерживаться не приходится. Поелику выбор не между идеаль-ными моделями, а между живыми социумами, какие не распределишь по ступенькам однозначной ценностной иерархии.
Критерий трудно дается, даже когда держишь в руках Всеобщую декларацию прав человека. Возьмешь ли сторону китайского лидера в раздоре событий на площади Тяньаньмень, помня не только требования студентов, но и кошмары ночных расстрелов? Встанешь ли безоговорочно на защиту тех инакомыслящих, не упуская из виду бытие миллиарда с лишним человеческих душ и место, какое XXI век бесспорно отведет Китаю?
Конвергенция - ответ ближайший из дальних. Из безумных - самый доступный. Искомый обратный ход: от гарантированного взаимного уничтожения, от великого страха и нестойкого равновесия - к доверию, какое, сдается, не обрести иначе, как поступаясь теми несовпадениями, которые питают подозрительность, достигающую степеней ненависти.
Исполнимо? Открытый вопрос. Открытый - даже когда речь идет лишь о двух мирах, каждый из которых рассматривал (прошедшее время не слишком ли оптимистично?) весь Мир как свое поприще, и если не на единоличное владение притязал, то непременно - по образу и подобию своему.
Это последнее - главная закавыка. Вроде уже навсегда позади тамерланова метода и в отставке колониализм. И раздвоение рода людского по признакам господствующей собственности и устройства власти (пределов ее, без которых права человека - нуль!), это деление надвое не исчезло, скорее наоборот... Но могло бы стать спором, если бы заранее не исключался спор, жизнь как спор. Убивающий атом лишь поставил точку.
10.
Будем мужественны. Признаем: сосуществование двух (и только двух!) миров уже низложено - без манифестации отмены.
Стало быть, выход - либо генеральный отказ (от себя? от Истории?), либо односторонняя капитуляция? Нереалистично. Да и выход ли? Вернее оруэлловское предсказание в терминах и процедурах невымышленной ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ. Соответствует ли действительности само выражение это? Холодная звучит издевкой, когда льется кровь и множатся анонимные жертвы ядерных репетиций. Но и война в классическом смысле - досадная и небезопасная неточность. Ближе к истине - УНИВЕРСУМ САМОУНИЧТОЖЕНИЯ. Тогда что же такое холодное преддверие его, как не абсурд, не желающий и не способный выявить себя в таком качестве?
Скажешь ли, не будучи высмеянным или препровожденным в желтый дом, - вперед к абсурду! Но согласишься ли, обозрев трудность, аккумулирующую в себя все, передать ее в руки калифов на час? Тогда спасение, залог его - в демократии?! И даже не во всеобщем соответствии ее однозначному регламенту, а только в ее предварительности - устранении вопиющих авторитарных препон ей? В шансе на селекцию здравых и дерзких, какие не убоятся риска доверия?
Да, так. Пожалуй, так.
И вроде бы немногое надо, чтобы восторжествовало Гегелево все действительное разумно.
Немногое, но как неподъемно оно.
Мы у себя дома митингуем и законодательствуем, открывая новые имена и познавая старые и вовсе новые тупики. Полыхает Нагорный Карабах. Круто переломилась судьба Восточной Европы. А на далекой оконечности Африки Генеральный секретарь ООН привел к присяге первого президента Намибии. Многое из искомого стало ближе, а многое - отдалилось.
Баланс не поддается обсчету. Ибо это и гигантское силовое поле, и хрупкая человеческая плоть. Польский теолог сказал, памятуя о нацистских крематориях для живых: не шесть миллионов загубленных, а шесть миллионов раз - по одному человеку. В пересчете на планету - возвести в степень. Живущих и призванных БЫТЬ, каждый раз ПО ОДНОМУ.
Это, если совсем коротко, суть МИРА МИРОВ.
Шагая из глубин тысячелетия и вплоть до середины XX века так или иначе гибель уравновешивалась рождениями - людей, цивилизаций. Затем - навсегда нарушенное равновесие, БАНКРОТСТВО ИЗБИРАТЕЛЬНОЙ ГИБЕЛИ. И отсюда проистекающий диктат, беспощаднее выбора. Либо Мир - в останках человечества, либо всеобщность развития без любого за счет...
И под временным небом чистилища
Забываем мы часто о том,
Что счастливое небохранилище
Раздвижной и прижизненный дом.
Человек одного поколения с Андреем Дмитриевичем Сахаровым, я вряд ли успею вселиться в этот дом, предсказанный другим замученным гением. Но знаю, кто закладывал фундамент этого дома и какое место в космополитическом братстве строителей занимает сутулый человек с всепонимающими глазами. Наш домашний Невпопад, приговоренный к одиночеству. Не к одинокости (ее не было никогда), а к одиночеству: мысли и поступка, столь радикально отклоняющих позволительный конформизм, сколь и примиряющих с человеческой слабостью.
Мы потеряли Андрея Дмитриевича Сахарова. Как известно, он был последовательным сторонником конвергенции. Стало быть, я оппонирую ему? Это не вполне так. Ибо Андрей Дмитриевич создал собственную версию сближения и породнения людей, притом версию, находившуюся в непрестанном развитии.
Но важно не только это и даже, полагаю, не столько это. Всего важнее - он сам. Человек Сахаров.
Для меня он один - уже воплощенный МИР МИРОВ.
30 января 1993 Вчера или также Завтра?
[Выступление в Театре Талия (Гамбург) на международной акции
антифашистов в день 60-летия прихода Гитлера к власти.]
Уважаемые коллеги, друзья! Дамы и господа! Я позволю себе задать
Вам тот же вопрос, что задаю и себе. Для чего, собственно, мы
собрались? Для чего и ради чего? Не правда ли, странный вопрос.
Разве не достаточно полномочий памяти, возвращающей к тем 11 часам
30 января, отдаленного от нас уже более чем полувеком, к этому
легитимному эпизоду в жизни одной конституционной страны, к тому
событию в мировой истории, которое повергло в пучину страданий,
смерти и попранного достоинства десятки миллионов человек? Разве
одно прикосновение к названной дате не обязывает нас, оторвавшись
от злобы дня, вернуться к ней же, к этой злобной злобе дня
сегодняшнего, чтобы разглядеть в ней нечто, превышающее реестр
разъединенных кровопролитий, от истинного значения которых мы
стыдливо увертываемся посредством эвфемизма горячих точек? Все
будто вновь на круги своя. Власть тьмы, гимны и клики, топот ног,
стоны падающих. Вздыбленный этнос. Войны родословных, сотрясающие
Землю. Однако лишь незрячему дано не заметить, насколько изменился
Мир. Не станем приговаривать - к лучшему или к худшему. Нет ничего
нарочитого и предосудительного ни в утверждении, что худшее и
поныне однояйцевый близнец прогресса, ни в допущении, что именно
то, что сегодня более всего мрачит взор, таит в себе самый
существенный задаток перемен, выводящих нас не только за пределы
досрочно окончившегося века, но и за рубежи по меньшей мере двух
уже исполненных тысячелетий. В качестве человека, у которого
