шериф не вздернет тебя на веревку, то уж, верно, прикажет отсечь тебе правую руку, чтобы неповадно было тревожить красного зверя.
- Ну, мы с шерифом друзья, охотимся вместе. А вот если ты - лесничий в этих лесах, то, наверное, укажешь мне, где найти разбойника, по имени Робин Гуд.
- А какая мне будет за это награда?
Рыцарь сунул руку в кошель, привязанный к поясу, и побренчал золотом.
- Хорошо, - отвечал стрелок. - Мне знакомы все тропы в Бернисдэльском лесу, и я помогу тебе отыскать молодца. Но известно ли тебе, рыцарь, что Робин Гуд - отличный стрелок? Я боюсь подвести тебя под его стрелу, потому что, клянусь святым Кесбертом, он пристрелит тебя, как сурка.
Лицо рыцаря покраснело, одна бровь поднялась выше другой.
- Дерзок же, ты, лесничий, - сказал он, - и я проучу тебя, когда придет время! А теперь покажи мне разбойничье логово, потому что я тоже не первый день держу в руках этот лук.
- Прежде покажи мне свое искусство, рыцарь. Видишь омелу на дикой груше? Пусть это будет наша мишень. Она висит на тонком стебле. Если меток твой глаз и верна рука, но собьешь ли омелу стрелой?
Стрела Гая Гисборна пронизала зеленый шар, и несколько узких листочков, кружась, слетели на землю. Стрела Робина прошла на дюйм от стебля. Они выстрелили по второму разу, и зеленый шар вздрогнул, лениво запрыгал по веткам и свалился к ногам стрелка.
- Отличный выстрел! - воскликнул рыцарь. - Скажи мне свое имя, лесничий, чтобы я знал, как зовут лучшего лучника в наших краях.
- Таиться мне незачем, - ответил Робин, - но прежде я хотел бы услышать, как зовут шерифова друга, который бьет запретную дичь в королевском лесу.
- Зовут меня сэром Гаем Гисборном, стрелок. Я брожу в этих лесах давно, и совсем не олени нужны мне. Я ищу проклятого виллана, который посмел поднять руку против своего господина и вскружить головы крестьянам всей округи, нарушив порядок, положенный богом и королем. Веди меня туда, где скрывается от правосудия Робин Гуд.
- Я - бернисдэльский Робин Гуд, из города Локсли, и рад помериться с тобой силами, рыцарь!
Мечи зашипели, вылетая из ножен, и сшиблись над головами виллана и господина. Солнце играло на полированной стали, вспыхивая, потухая и вспыхивая снова. В начале схватки мечи были острее свежего осколка кремня, а щиты сверкали чернью и серебром и пестрой эмалью гербов. Круторогий бык грозился с родового щита Гая Гисборна, лилия и шахматная доска блестели лазурью на щите Робина, добытом в морском бою у французов. Потом иззубрилась сарацинская сталь мечей, лопнули железные обручи на щитах, искрошились эмаль, серебро и чернь; иссеченные ударами обломки отлетали в траву. Меч рыцаря был на четыре пальца длиннее меча стрелка, и первым пришел в негодность щит Робин Гуда.
Бойцы сражались молча, и только скрежет стали не умолкал ни на миг. Ноги бойцов утоптали траву на лужайке. Тяжелый удар обрушился на меч Робина, сталь разбилась, как стекло, а конец клинка, сверкнув в воздухе, с лету вонзился в ствол дерева наискось, как широкий ирландский нож.
Теперь Робин стал пятиться назад, обороняясь обломком меча, который служил ему сразу и мечом, и щитом, и кольчугой.
Он отступал шаг за шагом, пядь за пядью по кругу, пока кольцо не замкнулось и он не ступил на утоптанную траву.
Здесь лежал убитый олень, и, пятясь, Робин споткнулся о него. Тут Гай Гисборн ударил его в бок, и только колчан спас стрелка от неминуемой смерти.
- Ты будешь лизать мне пятки, раб! - прохрипел Гай Гисборн, занося снова свой меч.
- Нет! - крикнул Робин. - Я не умру от руки господина!
Это были первые слова, слетевшие с его уст с начала боя. Отпрянув в сторону, как стрела от спущенной тетивы, он ударил рыцаря обломком меча в живот снизу вверх, как разят ирландским ножом в уличной драке. И удар был так силен, что тупой обломок прошиб кольчугу и по самую рукоять ушел в тело врага.
Гай Гисборн упал, а Робин повалился с ним рядом. Он был так утомлен, что не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Но лицо его смеялось, а сквозь мокрые от пота ресницы глаза глядели на солнце, зацепившееся за вершину дуба.
Он лежал и щурил глаза, и солнечный луч запутался у него в ресницах, сверкая огромным радужным щитом, и стрелок то сжимал, то разжимал веки, и радужный щит играл, переливаясь малиновым, желтым, зеленым, синим цветом, и Робин смеялся, думая о том, что его враг убит, а он остался жив и жизнь, как капля на ресницах, переливает радугой, звеня малиновым, желтым, зеленым и синим шумом.
Грудь стрелка вздымалась ровнее, ровнее, и он уснул. Ему приснился славный бой, толпы вилланов в малиновых куртках, с ирландскими ножами в руках и толпы господ в блестящих кольчугах.
'Ты будешь лизать мне пятки, раб!' - услышал Робин торжествующий голос и тотчас открыл глаза.
Повиснув на самом конце ивовой ветки, над ним покачивался дрозд, а в клюве у птицы извивался тонкий белый червяк.
- Хо-хо-хо, дроздушка! - крикнул Робин так громко, что дрозд выронил свою добычу и скользнул в листву.
Стрелок уперся в землю рукой и сел.
Он посмотрел на Гая Гисборна, по лицу которого бегали муравьи, и на обломки щитов, и на осколок меча, неподвижно торчавший в корявом стволе, и рассмеялся, потому что трудолюбивый паук успел уже натянуть прозрачную сетку между клинком, дубовой корой и колючим цветком боярышника.
- Всю жизнь ты был негодяем, сэр Гай, а сегодня перестал им быть! воскликнул Робин, наклоняясь над убитым врагом.
Он сдернул с рыцаря конскую шкуру и накинул ее себе на плечи. Потом бросил свой колчан, разрубленный врагом, и взял колчан Гая Гисборна и его охотничий рог. И бросил свои ножны, потому что они были коротки для рыцарского меча. Он поднял оба лука и двинулся в путь, тревожа лес веселым пением серебряного рога. И скоро сумерки заплели своей паутиной лужайку, а примятая трава зашевелилась, расправляя жадные к жизни, живучие стебельки.
19. О ТОМ, КАК СТРЕЛКИ ВЫРУЧИЛИ ВИЛЛЯ СТАТЛИ,
И О СМЕРТИ БЛАГОРОДНОГО ЛОРДА ШЕРИФА
Там не один сгибался лук
И не одна стрела летела,
Немало порвано кольчуг,
И не одно пробито тело.
Рабы с ошейниками на шее тащили на длинной веревке двух пленников. Один пленник спотыкался и падал под непосильной ношей, пот градом катился по его лицу, а конец дубового глаголя, который лежал у него на плече, тащился за ним по дороге, взрывая в пыли глубокую борозду. Руки пленника были свободны, он поддерживал окровавленными пальцами тяжелое бревно.
Второй пленник, в изорванном зеленом плаще, с руками, скрученными за спиной, шел, гордо вскинув голову, смело поглядывая на толпу, запрудившую рыночную площадь Понтефракта. Рыжие пятна крови проступили у него на спине, я щека рассечена была багровым рубцом.
Рабы несли за ним второй глаголь.
- Стыдно робеть перед смертью, - усмехнувшись, сказал Вилль Статли, когда виллан сбросил с плеч свой тяжелый груз. - Не с Христа ли берешь ты пример, молодец? Зря ты тащил перекладину, на которой тебе же болтаться. Что значит перед смертью десяток лишних ударов?
Шериф, сидя на белом коне, не спускал с пленников глаз. Шерифов слуга протянул им два заступа.
- Ройте ямы для глаголей! - приказал он.
Вилль Статли звонко рассмеялся.
- Шутник ты, как я посмотрю! Как же это могу я рыть яму со связанными руками?
Виллан, взглянув на стрелка, выронил заступ. Слуга достал нож и приготовился разрубить веревки на руках Билля Статли, но шериф угрюмо покачал головой. Тогда рабы поплевали на ладони и всадили заступы в землю.
Горожане молча следили за тем, как железо режет желтую глину.
- Отдохнем пока, что ли? - сказал Вилль, опускаясь на землю. - Ты, парень, жалеешь небось, что ввязался в наше дело?
