отъезжающим деткам.
Метров через двести асфальтовое шоссе на Москву пересекает железнодорожные пути.
- Перец! Перец!- вскрикивает кто-то. Я расталкиваю толпящихся у окна ребят и вижу: в'дали по асфальту несется во весь дух его щуплая фигурка.
- Перец! Перец! Быстрее, быстрее!
Поезд набирает скорость. Наш вагон минует переезд, а Перец бежит, бежит. Все высовываются из окон...
- Сумасшедший! Он меня погубит!-Магдалина Харитоновна молитвенно всплескивает руками.
- Вскочил! Молодец! Ура!
123
Перец каким-то чудом цепляется за подножку заднего вагона и через две минуты, торжествующий, потный, уже стоит среди нас. Задорно блестят его черные, похожие на смородины глаза.
- В каком он виде! Доктор, доктор, скорее! - кричит Магдалина Харитоновна. Я подбегаю.
Ах ты! Аптечку-то я позабыл! У Вити кожа на правой руке от кисти до локтя здорово содрана. Кровь каплет на пол. Необходимо срочно залить йодом и перевязать. Йод, я знаю, мальчишкам не очень нравится, но надо хоть бинты где-то достать.
Девочки наперерыв предлагают галстуки, платочки. Соня вытаскивает свое полотенце и раздирает его на ленты.
Я делаю Вите перевязку. Все сосредоточенно следят за движениями моих рук. Впереди всех - Соня. Лицо ее выражает горячее сочувствие, она готова великодушно отдать все, что имеет, лишь бы раненый перестал страдать.
Чувствуя себя героем, Витя садится на лавку, самоуверенно оглядывает всех, вдруг вспыхивает и съеживается в комочек. Он в рваных штанах, босиком, а ноги чернее угля - верно, целый месяц не мыл. Соня морщит брови.
- Приедешь к нам, получишь рубашку, галстук, тапочки, а сейчас до Москвы терпи. Папа, а как же штаны?
Да, уж тут Соня помочь не в состоянии, а в Мишиных он утонет.
Что же случилось с Витей? Почему он чуть не опоздал? Еще с вечера мать выгладила ему брюки и галстук. Он нацепил на рубашку пять значков, до блеска начистил гуталином ботинки, и все это сейчас без толку разложено в его комнате.
Он большой охотник до голубей: трех самцов и двух голубок держит в курятнике, кормит их, чистит им клетки, иногда выпускает... Какой-то Колька Свистун задолжал ему за голубей порядочную сумму. А в Москву-то ехать - на мороженое,
124
на газировку деньги ведь нужны. Ранним утром отправился Перец к Свистуну за долгом и, к ужасу своему, узнал, что тот еще на рассвете ушел за орехами. Недолго думая Перец устремился в лес, разыскал Свистуна, притащил его домой, получил долг и, не забегая к себе на квартиру, помчался на станцию.
Поезд идет медленно. Вагоны кряхтят, стонут, стучат, покачиваются. Ребята облепили окна. Каждая железнодорожная будка, каждый стог сена или развесистое дерево вызывают у них радостные восклицания. Едем все больше березовым лесом. Я стою у окна и вдыхаю полной грудью свежий, бодрящий лесной запах. Солнечные блики играют на белых стволах берез, на яркой зелени листвы, на ровной скошенной траве.
Наконец подъезжаем к конечному пункту железнодорожной ветки, отправляем родителям Перцовым телеграмму, чтобы не беспокоились о своем сорванце-сыне, и идем на московский автобус. Ехать по шоссе будет еще интереснее, чем по железной дороге.
Автобус подходит совсем пустой. Все рассаживаются на мягкие сиденья у окошек.
До Москвы далеко - сто двадцать километров.
Путешествовать по гладкому асфальтовому шоссе одно удовольствие: проносятся встречные машины, и легковые и грузовые; деревни сменяются полями, поля - лесом; какая-то фабрика, санаторий, совхоз, а дорогу вперед видно далеко-далеко; серой блестящей линейкой прорезает шоссе леса и поля, то поднимается в гору, то спускается к речке.
Все смотрят в окна не отрываясь. Мелькают черные с белым километровые столбы с цифрами. До Москвы - сто километров! До Москвы - девяносто километров... восемьдесят, пятьдесят!..
Скорее, скорее! Почему так медленно? Мы обгоняем солидные грузовики, но нас обгоняют легковые - серые и коричневые обтекаемые 'Победы', черные изящные 'ЗИЛы', разноцветные 'Волги'. Несколько секунд едет рядом юркий 'Москвич' кофейного цвета.
В 'Москвиче' возле шофера - бородатый профессорского вида пожилой дядя, сзади - толстая профессорша с кудрявым маленьким мальчиком. Отстает, отстает 'Москвич'! Профессор злится, трясет головой, мальчик-кудрявчик машет рукой и улыбается. Ура, обогнали 'Москвича'!
125
Скорее, скорее! А машин, и встречных и попутных, все больше, приходится замедлять ход. Проезжаем мимо громадных кружевных мачт высоковольтной линии электропередачи; едем мимо завода с невиданными блестящими металлическими башнями. А какие высокие и красивые дома пошли! Иные только еще строятся. Бывалые москвички Соня и Галя объясняют, как высокие журавли - подъемные краны поднимают отдельные куски готовых стен.
До Москвы - сорок километров! Остановка! Красный светофор. Придется нам обождать. Вон сколько автомашин впереди. Справа вливается такое же гладкое шоссе.
Кофейный 'Москвич' становится рядом, профессор усмехается в бороду, профессорша что-то объясняет кудрявому мальчику, а тот серьезно уставился на нас и кивает головой. Зажегся сперва желтый, потом зеленый огонь, противный 'Москвич' разом трогается и перед самым нашим носом обгоняет нас.
До Москвы - тридцать километров! Сбоку мчится электричка, переполненная пассажирами, и кричит тоненьким простуженным голосом.
До Москвы - двадцать километров! Сколько же машин навстречу и скольких обгоняем мы! В Москву везут кирпич, капусту, мешки с мукой, живых коров... Из Москвы едут машины со станками, с ящиками, пустые самосвалы, тяжелые бензовозы; промчался на мотоцикле милиционер; а сколько людей едет в обе стороны в автобусах, грузовиках, легковых!..
До Москвы - десять километров!
- Смотрите, смотрите!- показывает в окно Соня.
Далеко-далеко на фоне розовой зари пронзает небо хрустальный сказочный шпиль розового тридцатидвухэтажного здания университета.
А справа и слева-дома в шесть, восемь, двенадцать этажей. Это сама Москва. Автобус едет медленнее. Улица небывалой ширины, как река в Золотом Бору. Машин и людей на улице великое множество. Магазины с большими цветными вывесками, плакаты, объявления... Время от времени автобус останавливается, и тогда поперек улицы двигаются в два-три ряда нескончаемые вереницы автомашин.
Заметно стемнело. Сотни тысяч, миллионы огней, белых, красных, зеленых,- на улицах, в окнах, на вывесках - горят, переливаются, сверкают...
126
Наконец въезжаем на площадь и останавливаемся возле большого серого здания с огненно-красной буквой 'М' под крышей. Это станция метро.
- Ура! Приехали!
- Дети, только строем! Если отстанете - погибнете!- кричит Магдалина Харитоновна.
Ребята присмирели, идеально послушны, сразу становятся в два ряда и идут следом за Люсей. Магдалина Харитоновна замыкает шествие.
Все с восхищением оглядывают станцию метро. Какой высокий потолок! Сколько белых колонн! Перед эскалатором- самодвижущейся лестницей-чудесницей - все невольно останавливаются: вроде бы страшно скатываться куда-то в пропасть... Но другие-то спускаются и при этом спокойненько разговаривают.
Поехали и мы. Внизу столько света! Лампы в матово-белых, похожих на лилии абажурах; мраморные колонны с бронзовыми украшениями... Никому не верится, что дворец запрятан глубоко под землю.
Сейчас десять часов вечера.
'Хорошо, что мы явимся на квартиру поздно,- думаю я,- когда Тычинка с Газелью уже спать залягут'.
Вдруг Соня дернула меня за рукав:
- Папа, я хочу очень серьезно с тобой поговорить.
