А в царствие Божие за гробом - не верю и все тут - не верю!.. И какой смысл в нем - за гробом?.. Поискал глазами сестру. Она возникла на тропе выше его глаз - сперва лишь юбка и зонтик. 'Иду! - крикнул он, - иду!' И уже подходя, окинул взглядом ее всю - обозрел: узкая фигурка, необыкновенно изящная, в мать - особый поворот головы и этот узкий носик - греческий, чуть книзу... солнечный свет бликами на фигурке, и подумалвновь - с любовью и тоскливо: 'И чего ей не хватает - для успеха?' Мокрое полотенце он нацепил на палку - и поднял в воздух. Арина дала ему красивое, таких в доме мало!..
И так, с мокрым полотенцем на палке - как знамя на древке - он поднялся на холм и впервые после приезда вступил в тригорский дом...
Там его ждали. Это было заметно. Слухи в деревне расходятся необыкновенно быстро. И потом...он был известен здесь - не то, что в юности, когда заезжал сюда - еще после Лицея. Он вошел и глотнул собственной известности. Не то, чтобыжадно - но не без удовольствия.
- Ах, - воскликнул кто-то из девиц, - ах!..
Все лица поворотились к нему - обед только закончился, и слуги уносили посуду, за столом была, верно, вся семья. И покуда Ольга целовалась с барышнями - он подошел к ручке хозяйки, с которой был более знаком, нежели с другими. Она сидела в кресле, чуть сбоку, чуть в полутьме - протянула руку - и он приник к этой руке, которая показалась даже слишком теплой - и откровенно дрогнула в его пальцах. И была она тонкой, девичьей, хрупкой... У руки не было лет, и у глаз - не было лет...
- Мы вам рады! - услышал он. Александр поклонился. - Мы вам рады!..
Он ошибся: строгость шла не от глаз. От нижней губки - выпяченной, по-габсбургски. ... как у Марии- Антуанетты!..(подумал).
- Мы схоронили Ивана Сафоновича в феврале!..
- Да, да... я слышал. Примите... - Речь шла о ее втором муже.
- Так что у нас траур - до середины февраля. У нас не танцуют. Но мы принимаем!.. (И, помолчав...) Почти всякий день!..
И то, что она перебила его вполне равнодушные соболезнования, и то, что говорила так обыденно и просто - разом подкупило его. Он улыбнулся.
- Почти всякий день? Я еще вам надоем!.. Она ж, кажется, полька?.. Забыл - как ее девичья фамилия?..
- А это - Зизи, помните ее?..
Он разом окунулся в другой взгляд, другие глаза... В них была та же чернота - только какая-то цыганская веселость.
- Евпраксия! - сказала девушка лет пятнадцати и протянула руку по-взрослому.
- Как? Зизи? Вы?.. Та самая?.. - Он ладонью показал что-то такое маленькое, от полу...
- Евпраксия! - повторила девушка. Но не выдержала и рассмеялась.
- Вы еще отведаете - какую она готовит жженку.
- Хорошо! Я готов хоть сейчас! Люблю жженку! - Он обернулся - и там были третьи глаза. Такие же, в сущности - только море серьеза.
- А-а!.. Вы - Нетти, наверное?
- Нет, что вы! Нетти - моя двоюродная сестра, ее сейчас здесь нет. Но неудивительно - что вы запомнили именно Нетти!
- Тогда вы - Анна! - сказал он уверенно, чтоб отвести упрек....
- Да, я - Анна... - и чуть нахмурилась. Мир был создан для Нетти. Она к этому начинала привыкать.
- Вы узнали Алину? Дочь Ивана Сафоновича - и, конечно, моя!.. - Глаза были другие. Не материны. То есть не мачехи: дочь мужа хозяйки от первого брака... - Жаль, нет брата, Алексея. Но он скоро приедет! Он в Дерпте, студент... Сдружился там с поэтом Языковым. Слыхали такого?..
Глаз было много. Женских, пристрастных... Он плавал в этих глазах, как в зеркалах.
- Такая - это пока я! - сказала, подходя к нему, маленькая девочка и повторила его давешний жест - ладонью от полу - только над своей макушкой.
- Александр, ты невнимателен! - попеняла ему сестра.
- Прости, мое чудо! - он нагнулся, поцеловал девочке руку, как взрослой, потом ладошку - как маленькой. После поднял на воздух и поцеловал в щеку. Ей было лет пять...
- Она тяжелая! - предупредила мать.
- А правда, что ты - арап? - спросила девочка, глядя на него сверху.
- Что ты, Маша?! Как можно?..
- Простите ее!.. Кто тебе позволил звать взрослых на 'ты'?
- Лучше сбросьте ее с рук!.. - почти враз заголосили взрослые.
- Видишь? Это - доверие! Мне она такого не говорит! - Ольга усмехнулась делано - вдруг брат обидится? Они давно не бывали вместе...
- Конечно, арап! - сказал Александр, смеясь, и только выше поднял девочку. Вот, потрогай! - и провел ее ручкой по щеке, заросшей курчавой щетиной. - То-то!..
- А почему у тебя такие длинные ногти?..
- Чтоб очищать апельсины! - сказал он. - Ты любишь апельсины?..
- Если не кислые!.. - почему-то вздохнула. И, немного подумав: - А ты не дьявол?.. (Впрочем, безо всякой боязни.)
- Маша! - всплеснулись разом несколько рук.
- Нет, - сказал он серьезно. - Я - бес арапский!
- А что это?- спросила девочка.
- Ну... есть такая страна. Бес-арабия. Страна бесов!.. Я только что оттуда! Бес10-го класса... - и сделал бесовское лицо.
- Не страшно! - сказала девочка, повела плечиком по-женски и сама стала спускаться с его рук...
Он рассмеялся. Все смеялись. Взоры пересекались и скрещивались, расчерчивая вкруг него пространство. Ему было хорошо среди этих глаз. И ребенок почти потерялся средь них - кто смотрит на ребенка средь такого цветения?..
Много после, когда он уже прощался - торопливо, как всегда - он не любил прощаний и всегда делал это как-то наспех, - девочка вновь завладела его вниманием... Она явно ждала этой минуты - терпеливо, как умеют только дети.
- Подожди, а? - попросила она жалобно. - Я вырасту. Скоро! И я выйду за тебя замуж! Подождешь?..
- Ну, Александр! - сказала мать. - Гордитесь! Такого мы еще никому не предлагали!..
Он расцеловал девочку - в обе щеки, потом обе руки, хозяйки нашел взглядом палку в углу - с мокрым полотенцем (впрочем, оно уже высохло) - и быстро вышел, был растроган. Ольга ушла с ним...
- И кто из барышень понравился тебе больше всех? - с женским интересом спросила Ольга, останавливаясь.
- Мать! - буркнул Александр. - Мать... (подумал еще)... и девочка! Может, правда, стоит подождать, а? - заглянул ей в лицо, и в лице тоже было что-то жалобное, детское...
Ольга пожала плечами и двинулась - с чем-то своим на уме.
'И чего ей не хватает?.. - глядя ей вслед. И ответил со всей безжалостностью, какую с некоторых пор отмечал в себе: - Порочности!'
Прости! Мир любит пороки... Нам их только подавай! Страдаем от них - и любим за них! 'Дон Жуан' Мольеров... Грешники, грешники!.. Но кто виноват что в этом мире только грешники - занимательны?..
Когда они уже миновали аллею и начали спуск с холма - он вдруг с силой воткнул палку в землю - воротился к дереву на самом склоне - это была липа, и так вот, с полотенцем на плече - ловкий, как кошка - полез вверх по стволу.
- Что ты делаешь?..
Но он не отвечал, все лез - пока не добрался до первой крепкой ветви, попробовал на крепость и покачал ее рукой - а потом еще поднялся выше и оседлал ее, перекрестил ноги - снял полотенце с плеча и стал его привязывать к двум ветвям, что повыше - сперва один уголок, потом другой...
- Что ты делаешь? - повторила Ольга. Он не отозвался - и, как мальчишка, скатился по стволу вниз. Она знала его... Ему всегда приходили в голову - странные и неожиданные мысли.
