желать общения с ним.
Маркиз постоял, глядя на закрытую палатку.
Потом, поскольку ничего другого не оставалось, он повернулся и вернулся тем же путем, каким пришел.
Укладываясь снова на свое ложе, маркиз думал о причинах такого поведения Али.
Он боялся, что, сам не зная того, чем-то оскорбил молодого араба.
Потом маркиз предположил, что, возможно, Али просто хотел дать понять маркизу, что желает побыть в одиночестве, когда он «не на работе».
Это была еще одна загадка, еще один вопрос, на который маркиз не мог найти ответа.
Он долго лежал с открытыми глазами, прежде чем ему наконец удалось заснуть.
Глава 5
Услышав шаги и увидев маркиза, Медина перепугалась.
Ей не спалось, и, желая глотнуть свежего воздуха, она вышла из палатки с непокрытой головой.
Сурьму с век и бровей она тоже успела уже смыть.
Медина понимала, что, увидев ее без очков и в одной только тонкой рубашке, он сразу поймет, что перед ним женщина.
— Как я могла быть такой беспечной? — ругала, она себя.
Медина думала, что маркиз устал и давно уже спит, но сама она уснуть не могла.
Сабея была совсем рядом, и Медина вновь вспомнила об отце.
Эти воспоминания причиняли мучительную боль. Ей хотелось рыдать и вопить от горя.
Она опять с ужасающей остротой поняла, что осталась одна на всем белом свете.
Хотя Медина, в отличие от своих ровесниц, много странствовала и встречала немало интересных мужчин, она по-прежнему была одинока.
В Англии ее родители дружили со всеми соседями, и если бы сейчас они жили там, Медина могла бы наслаждаться обществом своих сверстников.
Вместо этого она росла среди султанов и шейхов, среди .антропологов и исследователей вроде Ричарда Бертона.
Ее отец много раз бывал в Европе, в Греции, в Италии, некоторое время прожил в Испании, и повсюду с ним была дочь.
»Полагаю, — криво улыбнувшись, сказала себе Медина, — что столь космополитическое образование превратило меня в кочевника, не имеющего ни дома, ни родины».
Однако она была достаточно рассудительной, чтобы понимать: рано или поздно ей придется вернуться в Англию.
Денег, которых отец оставил ей, надолго не хватит, а чтобы издатели переводили гонорары за книги отца на ее имя, они должны знать, где она находится.
Но сначала об этом должны были узнать ее родственники.
— Что же мне делать? — спросила Медина вслух.
Она задавала этот вопрос не только Аллаху, но и отцу, который — она это чувствовала — по-прежнему оставался с ней рядом.
Наконец Медина заснула.
Только наутро она осознала, что ее поспешное бегство могло показаться странным маркизу.
Чувствуя легкий стыд, она занялась отдачей распоряжений погонщикам и осмотрела верблюдов, а позавтракала вместе с Нуром, когда маркиз уже поел.
По глазам маркиза она видела, что он с нетерпением ждет возможности посмотреть на Сабею.
Покинув Кану, они уже потратили почти две недели на посещение других городов.
Первым из них была Шаба — в древности ее назвали Сабута — резиденция царей Хадрамаута.
Они проехали по занесенным песком улицам некогда одного из самых могущественных городов Аравии.
Медина показала маркизу останки храма, который был разрушен пожаром в третьем столетии нашей эры.
Маркиз узнал, что при раскопках здесь были найдены резные панели из слоновой кости, а также многочисленные фрески и колонны, украшенные изображениями грифонов.
Но Медина не сомневалась, что в будущем здесь найдут еще больше сокровищ.
Маркиз хотел остановиться и изучить руины получше, но Медина повела караван дальше в Сану, где показала маркизу мечеть, окруженную причудливой формы минаретами.
Но мечеть Эль-Модар в Тариме произвела на маркиза еще более сильное впечатление.
Она была ста пятидесяти футов высотой, а шпиль ее был сложен из кирпичей.
Муэдзин кричал с минарета:
— Аллах акбар! Аллах акбар!
На следующий день они снова пустились в путь, но не раньше, чем маркиз увидел, как обещал ему Селим, мастерские, где красили индиго набедренные повязки.
Но Медине показалось, что маркиза гораздо больше заинтересовали каменные плиты с древними надписями рядом с мастерскими.
Он мог бы и не говорить ей» что ему очень хочется забрать их с собой.
Она поняла это по тому, как жадно его пальцы ощупывали выбитые на камне буквы.
Горшки и статуэтки, которые наперебой предлагали уличные торговцы, не вызвали у него ни малейшего любопытства.
Он оживился, только когда Медина сказала ему, что при раскопках иногда находят маленькие фигурки верблюдов, датируемые первым тысячелетием до нашей эры.
Он рассмеялся, узнав, что верблюды были одомашнены еще в середине второго тысячелетия — возможно, потому, что они дают молоко.
— «Корабли пустыни», — заметил он, — конечно же, с тех пор не раз доказали свою полезность.
— Это верно, — сказала Медина. — Верблюды обеспечивают арабов молоком, шерстью, мясом и шкурами.
— Жаль только, что они такие уродливые! — поддразнил ее маркиз. — Я лично предпочитаю своих скаковых лошадей — между прочим, чистокровных арабских скакунов.
Медина через силу сказала, что ей хотелось бы на них посмотреть.
Она была уверена, что маркиз не может и помыслить о том, чтобы пригласить в свой английский дом араба, пусть даже и знатного.
Наконец караван вошел в Сабею — страну, где некогда правила царица Савская.
Медина, хотя сама не знала почему, чувствовала, что если маркиз не восхитится Сабеей так же, как восхищается ею она, это ей будет обидно.
В столице Сабеи, Марибе, который называли «Городом благовоний», ее отец открыл и расшифровал сотни древних надписей.
Они жили в Марибе почти год и тесно сдружились с местными жителями.
Эдмунд Тевин изучал остатки великой плотины и показал Медине надписи, которые доказывали, что основой процветания этой страны было земледелие.
Она рассказала маркизу о том, как царь Соломон послал удода с поручением передать приглашение от него царице Савской.
— Вы домните, — добавила Медина, — что в Библии говорится, что царица, которая, как мне нравится думать, была очень красива, преподнесла в дар Соломону благовония, много золота и драгоценных камней.
— Конечно, она должна была быть красива, если жила в такой красивой стране! — ответил маркиз.
Медина почувствовала, как ее словно омыло изнутри теплой волной, когда увидела, что маркиз очарован городом, вырисовывающимся на фоне скалистых гор.
Едва увидев его, он остановил верблюда и долго любовался Марибом.
Если даже раньше Медина этого не ощущала, то сейчас поняла, что он очень отличается от других англичан и его душа глубоко тронута красотой, открывшейся перед ним.
Она чувствовала, что в эту минуту духи прошлого коснулись его души.