Марина, опершись о балюстраду, следила, как море медленно превращается из серого в изумрудное, а небо — из бледно-голубого в малиновое.
От восторга у девушки перехватило дыхание, и на миг ей показалось, что у нее выросли крылья и она сейчас полетит навстречу богу солнца, как только он появится над горизонтом.
Ей пришли в голову последние строки стихотворения Пиндара:
Тени мы, но как только сиянье Вниз прольется из божьих перст. Благодать к нам снисходит с небес, И блаженно жизни сознанье.
«Сиянье… из божьих перст!» — повторила Марина и ей захотелось протянуть к нему руки и почувствовать, как оно объемлет ее, будто Аполлон заключает ее в свои объятия.
Аполлон или Уинстон?
Вопрос возник неожиданно, но она сразу поняла, что разделить их невозможно. Они были для нее одно целое, и она хотела их близости…
Марина почти закончила завтрак, когда Уинстон присоединился к ней.
— Доброе утро, — приветствовал он ее улыбаясь. — Слуги сказали мне, что вы встали очень рано. Мне даже стыдно стало за свою лень!
— Вы хорошо спали?
— Вообще-то у меня есть оправдание — я читал допоздна, — ответил он. — Я нашел тут одну книгу — думаю, она вас тоже заинтересует. Если захотите, я расскажу вам о ней, когда мы приедем на Искью.
— Мы будем там обедать?
— Да, так по крайней мере я планировал, — ответил Уинстон, — но я подумал, раз мы с вами поднялись так рано, то пойдем, наверное, не вдоль берега, а возьмем курс прямо в открытое море через залив. Вы ведь хотели узнать, какую скорость может развивать моя лодка? И я тоже хочу это проверить.
— Ой, как это интересно! — воскликнула Марина. Уинстон обратился к слуге:
— Вы не видели, механик был сегодня на моторной лодке?
— Да, синьор, он сейчас как раз там.
— Отлично! — воскликнул довольный Уинстон. — Я хочу поговорить с ним. — С этими словами он поднялся из-за стола и сказал Марине: — Приходите на причал, когда будете готовы. Но не торопитесь особенно — мне нужно еще поговорить кое о чем с механиком.
Марина пошла за шляпой в спальню, раздумывая, брать ли ей с собой плащ. Но решила, что если уже утром тепло, то днем наверняка будет жарко.
Она надела большую соломенную шляпу, на которой вместо зеленой вчерашней красовалась ярко- розовая лента — в тон платью.
«Наверное, ветер сорвет ее, если мы поедем очень быстро, — резонно подумала она, — но я сниму ее потом, когда спущусь к причалу».
Марина знала, что шляпа ей к лицу, и, когда вчера они ходили по Помпеям, она поймала восхищенный взгляд Уинстона, устремленный на нее.
Но сейчас с упавшим сердцем подумала, что едва ли он станет ею восхищаться сегодня — ведь она блондинка, а та, кого он целовал вчера вечером, — брюнетка.
«Всем известно, блондинам всегда нравятся брюнетки», — уныло размышляла она, но усилием воли заставила себя встряхнуться.
Да, это так, но она по крайней мере проведет с ним вместе целый день, а уж после ей будет совсем не важно, с кем он и кого целует.
Не желая терять ни минуты времени, она быстро спустилась по лестнице и выбежала в сад.
Пчелы уже вовсю жужжали над цветами, и бабочки, казалось, еще более яркие, чем вчера, резвились в воздухе, когда она по крутым ступенькам стала спускаться в бухту.
Она видела внизу Уинстона, разговаривающего с механиком, и моторную лодку, сверкающую на воде ослепительным белым пятном.
Марина подошла к ним, и Уинстон с улыбкой повернулся ей навстречу.
— Все готово, — сказал он, — и теперь посмотрим, какие рекорды мы сможем побить!
— А что, мы действительно можем побить рекорд?
— Попробуем, — ответил Уинстон. — В то же время, если мы вернемся и просто скажем, что прошли сто миль в час, нам никто не поверит!
— Я уверена — это просто невозможно! — улыбнулась Марина.
Они медленно вышли из маленькой гавани, и Уинстон направил лодку в открытое море.
Он стоял у штурвала, а Марина — рядом, ухватившись руками за деревянную стойку прямо перед собой.
Когда они удалились от берега, она сняла шляпу и, нагнувшись, бросила ее в каюту позади себя.
— Вам не нужно загорать, — заметил Уинстон.
— Почему?
— Потому что женщины должны быть белокожими, как мраморные богини, — заявил он вдруг.
— Не думаю, что я так быстро загорю, — ответила Марина. — К тому же сейчас нет солнца.
Это была правда.
Солнце, всходившее с таким великолепием, кажется, решило скрыться. Небо стало затягиваться серой дымкой, а на севере появились зловещие темные облака. «Они, наверное, уйдут», — с надеждой подумала Марина.
Ей нестерпимо было думать, что именно сегодня не будет солнца.
Лодка легко разрезала носом воду, а Уинстон все увеличивал скорость, и скоро Марине стало казаться, что они летят над водой.
Вдали от берега на море началось волнение, и оно было гораздо сильнее, чем вчера. Волны с огромной силой ударялись о нос лодки, и она, казалось, готова была на полной скорости выскочить из воды.
Марина посмотрела назад.
Они уже были далеко от берега, и горы на горизонте поднимались все выше и выше.
Четко выделялась громада Везувия — над ним, словно призрак, курился тоненький, едва заметный дымок.
Еще можно было рассмотреть Неаполь и сразу перед ним — маленький остров Капри.
Но они стремительно удалялись, и скоро уже ничего нельзя было различить, кроме очертаний гор.
Было так необычно и весело оказаться окруженной со всех сторон морем, далеко от человеческого жилья.
Но вдруг в моторе послышалось какое-то шипение, потом — бульканье, и он замолчал.
— Проклятие! — вырвалось у Уинстона.
— Что случилось? — удивленно спросила Марина.
— Я должен это выяснить, — ответил Уинстон. Он снял свой легкий летний плащ и так же, как
Марина шляпу, бросил его в каюту позади себя. Потом закатал рукава рубашки и открыл люк, так что теперь ему был виден двигатель.
— А вы знаете, что там случилось? — спросила Марина.
— Могу только догадываться, — ответил он. — Там может случиться целая куча всяких вещей, и если бы я был более благоразумным, то взял бы с собой механика.
«И он бы все испортил!» — подумала Марина.
Она, конечно же, не сказала этого вслух, но ей сейчас так хотелось побыть с Уинстоном наедине! Это было что-то, чего раньше она никогда не испытывала, и то, чего она не должна была сейчас делать.
Не очень благовоспитанная девушка просто мечтала бы прокатиться в моторной лодке, оснащенной всеми современными удобствами, даже не зная, куда ее везут. Марина же отлично сознавала, что это шокировало бы не только ее мать, но и всех их знакомых еще с тех времен, когда они жили в Суссекс- гарденз.
Марина помнила женщин, которые приходили к ее матери в те дни, когда они принимали гостей, и тех, кто приходил на прием к ее отцу.
Гостиная в их доме всегда служила еще и комнатой ожидания. Марина иногда заглядывала туда, чтобы полюбоваться на модно одетых дам в соболях и со страусовыми перьями на шляпках, листающих иллюстрированные журналы, которые каждое утро выкладывала на стол прислуга.
