- Да, - подтвердила Юстиция и продолжала говорить, сама поглощенная своим рассказом. - Вдруг небеса разверзлись и удивительные, бесконечно грустные лики глянули вниз, туда, где из кровавых волн поднимались к небу крики отчаяния и мольбы. Великолепный храм придавил силящиеся вырваться из-под него человеческие души. 'О, Господи, - взывали они, - помоги нам - мы гибнем!' Раздался страшный гром, и гигантский меч, упав прямо с неба, рассек храм на две части, и они поплыли отдельно по морю крови. Я видела алтарь, забрызганный кровью и окруженный костями мертвецов, а вокруг - мешки, лопающиеся от нечестно приобретенного золота. Перед алтарем на коленях стоял злой дух в священническом одеянии и держал в обеих руках золотые монеты!
Юстиция умолкла, чтобы перевести дух. Пилат терпеливо ждал, когда она снова начнет говорить.
- Обе половины храма продолжали кружиться над кровавой бездной, рассказывала дальше Юстиция, - когда раздался грозный голос: 'Многие воззовут ко Мне, говоря: 'Господи, Господи, мы пророчествовали Твоим именем и Твоим именем совершили много чудес'. А Я скажу им: 'Не знаю вас, откуда вы. Отойдите от Меня, все делатели неправды'. Храм внезапно повергся в бездну, и не осталось ничего, кроме креста, плавающего по волнам.
- Опять крест, - беспокойно заметил Пилат. - Может быть, это какой-то символ?
- Не знаю, - сказала Юстиция, - но во сне я думала о том, пойдет ли он ко дну, как весь великолепный храм. Но он все плыл вперед, превращая кровавые волны в струи света. Неожиданно от горизонта стала приближаться маленькая, легкая, почти воздушная лодочка. В ней сидела женщина и что-то напевала. Она направляла свой кораблик прямо к кресту. Наконец она поравнялась с ним, легко подняла его и радостно обратилась к небесам: 'Иисус, Посланник Божий, ради Твоей огромной любви дай нам вечную славу!' Тотчас же ей был дан ответ: кровавое море превратилось в огонь, кораблик стал светлым облаком, а бесстрашная рулевая преобразилась в ангела. От креста, который победоносно светился в ангельских руках, шел такой яркий свет, что все небо озарилось. Снова прогремел гром, зазвучала волшебная музыка, и, предшествуемый сонмом ангелов, явился Назорей, а за Ним - новый мир, воскресший, как солнце после тьмы. Голос Юстиции дрожал от волнения.
- Ты понимаешь, Понтий, именно Назорей явился мне, окруженный славой! Потому-то я и послала к тебе слугу с запиской, где сообщала, что Тот, Кого ты должен судить, - Бог, но побоялась, как бы мое послание не попало в чужие руки, и только намекнула о своем видении...
- И так было ясно, что Он - не простой смертный, - хрипло вымолвил Пилат.
Юстиция побледнела, губы ее дрожали.
- Если ты видел сверхъестественную славу Назорея... - прошептала она и запнулась. Пилат поник головой.
- Если ты все это видел, - продолжила Юстиция, - если ты знал, что Он Бог, ты должен был сказать это народу!
- Мне бы не поверили, - тихо сказал Пилат. - Все решили бы, что я лишился разума!
- Ну и что? - воскликнула Юстиция пылко. - Что стоит мнение священников и черни в сравнении с истиной! Если бы ты им сказал...
- Меня бы уверяли, что зрение меня обманывает, мысли блуждают... Разве можно убедить толпу в существовании чуда?
- А разве те же самые люди не клянутся, что случались чудеса, в которые трудно поверить? Например, говорят, что Сам Бог передал Моисею десять заповедей...
- Я сделал все, что мог, - виновато возразил Пилат - Если бы я провозгласил, что видел, меня объявили бы умалишенным, и цезарь отстранил бы меня от правления!
- Зато совесть была бы спокойной, - убежденно заявила Юстиция.
Пилат тяжело вздохнул.
- Я еще не все тебе рассказала, - продолжала Юстиция дрожащим голосом. Это касается твоей участи...
- Моей участи? - переспросил Пилат. - Какой бы она ни была, нужно искать в себе силы, чтобы перенести ее.
Юстиция схватила обе его руки и судорожно сжала.
- Я знаю, что сил у тебя много, иначе ты не был бы римлянином. Но погибнуть, как Искариот... Пилат вздрогнул.
- Как Искариот?! - воскликнул он негодующе. - Нет, я не предатель!
- Послушай же! - остановила его Юстиция. - Такая же бледная луна светила мне. Я стояла на безлюдной вершине горы. Внизу был пруд - темный, затхлый, неподвижный. И вдруг я увидела тебя, Понтий. Ты витал, как дух, и казался утомленным, старым. Я позвала тебя, и ты подошел так близко, что я хотела тебя обнять, но не успела. С криком 'Иисус Назорей, Сын Божий, помилуй меня!' ты бросился вниз, в этот холодный омут, который поглотил тебя, как могила! Ужас охватил меня, и я проснулась со страшным криком!
- А проснувшись, тотчас же послала слугу с запиской? - ласково сказал Пилат.
- Тебя не беспокоит мой сон? - спросила Юстиция, склонив голову на плечо мужа. Он заставил себя улыбнуться.
- Только потому, что я вижу твое беспокойство. Посмотри, как хороша луна! Эта чудная серебристая ночь как раз кстати для спокойного сна Назорея!
Юстиция встрепенулась.
- Ты думаешь, что Он только спит? Пилат крепче обнял ее.
- Тише, тише, успокойся. Не будем говорить об этом. Будем молчать, будем жить и думать, что во всей вселенной нет ничего важнее нас самих. Нас примут за здравых людей, а о Распятом Сыне Божием можно и не вспоминать...
Глава III
В ту же самую ночь перед великолепным серебряным зеркалом сидела Юдифь Искариот. Откинувшись на резную спинку стула, она лениво заложила свои белые, точеные руки за голову и любовалась собой. Тонкое гладкое платье из виссона плотно облегало ее тело, подчеркивая мягкие линии. Золотистые волосы вились густыми волнами вокруг плеч. Темные глаза искрились то радостью, то презрением.
- Какие хлипкие эти мужчины, - сказала она вполголоса. - Даже сильный Варавва раскис, когда казнили этого проклятого Назорея! А Каиафа! Его чуть не хватил удар, когда он узнал, что завеса в святилище храма лопнула!
Юдифь рассмеялась, и губы ее сложились в такую очаровательную улыбку, что она подвинулась ближе к зеркалу - получше ее рассмотреть и запомнить.
- Нет ничего удивительного в том, что все в меня влюблены, - говорила тщеславная красавица. - С такой улыбкой я могу заставить кого угодно сделать, что захочу. Каиафа - мудрый, могущественный человек, а посмотри я на него так, - и она прикрыла глаза, придав своему лицу выражение бесконечной неги, - и он бледнеет, - так, - Юдифь распахнула глаза во всей прелести, - он задыхается от любви... А Варавва?.. Нет, я должна отделаться от Вараввы, хотя в нем есть что-то такое, что мне нравится, дикость, наверное...
Юдифь взяла черепаховый гребень и стала медленно расчесывать свои огненные волосы. Вдруг она нахмурилась.
- Все-таки немало ужаса нагнала на всех эта внезапная тьма. И даже я неспокойна, но это скорее потому, что Иуды до сих пор нет...
Она встала, высокая, стройная. Луна бросала на нее серебристый рассеянный свет, и редкостные камни на ее шее и руках слабо мерцали, как звезды.
- Каиафа сказал народу то, что я ему советовала, - радовалась Юдифь. - Что тьма была вызвана злым волшебством Назорея, одержимого бесами, которые покрыли все густым мраком и разверзли землю.
Она вдруг задумалась.
- Никакой дьявольщины в Человеке из Назарета я не заметила, - призналась она своему отражению. - Но Он красив. Правда, не той красотой, что нравится женщинам. Его красота слишком строгая, бесстрастная. Хотя в Его глазах я видела свет, испугавший меня... Потом эта гроза и мрак...
Она уняла возникшую тревогу и рассмеялась.
- Но все кончено. Назорей умер, и очень хорошо - такие фанатики опасны. Иуда теперь по крайней мере знает, что Тот, Кого он называл своим Учителем, не Бог, а просто человек. Брат скоро смирится с этим и снова будет жить с нами. Как только уляжется его бешенство, он вернется в раскаянии и грусти. Мы с отцом встретим его полным прощением и с радостью, зададим пир и будем счастливы все вместе. Да, Каиафа дал
