Он вздохнул и плюнул на пол. Роберт вытянул под столом ноги и отрешенно принялся разглядывать стоящие вдоль стен белые шкафы автоматической кухни.
...Тогда он очень долго не решался выйти. До тех пор, пока Малютка не стал вызывать его по радио. Сначала Малютка клялся, что не тронет, потом начал угрожать, что найдет и свернет шею - и Роберт решил покинуть свое убежище.
Он нашел Малютку в том же коридоре у входа. Малютка лежал, положив под голову широкий приклад плазмомета, и горланил песни. Трупов в коридоре не было, только светлый пол у стены был испачкан засохшей кровью. Малютка увидел Роберта и перестал петь.
- Не дуйся, сволочь! Ну было и было! 3атмение какое-то нашло, себя не помнил. Тошно одному, - пожаловался он. - Садись, вместе поскучаем. Эта сволочь вообще не показывается и не отвечает. Наверное, рацию выключил.
Роберт понял, что Малютка имеет в виду Витторио Мариньо, но промолчал. Когда он вышел из своего убежища, коридор был залит водой, вытекавшей из-под соседней двери. За дверью оказалась ванная комната. Одна ванна была полна до краев, а зеленоватая вода с тихим плеском все лилась тонкой струей из открытого крана и бежала на пол. Роберт закрыл кран, осторожно обошел Витторио Мариньо, который стоял на коленях, сунув голову в ванну, и вышел в коридор.
Так они скучали очень долго. Друг с другом они почти не разговаривали - Малютка без конца вопил песни, а Роберт просто сидел, равнодушно глядя в потолок. Наконец, когда Малютка в седьмой или восьмой раз затянул: 'Какие ножки у милой Пегги', - Роберт предложил сходить в столовую. Они отлично поели, перебрав все блюда, и Малютка долго сокрушался из-за отсутствия выпивки. А потом они вернулись в коридор и заснули, потому что делать больше было нечего.
И Роберту приснился чудесный цветной сон, правда, неприятно кончившийся. Ему снилось, что он и Гедда идут по ярко освещенному просторному коридору, на стенах которого расцветают, переплетаются, вспыхивают и гаснут сказочно красивые разноцветные узоры, даже не идут, а летят, потому что ноги неподвижны, а стены все скользят и скользят мимо... И вдали, за хороводом неясных узоров, смутно проступают контуры чего-то непонятного, но очень доброго и красивого, потому что оттуда так и веет лаской. Из стены, из разноцветья узоров, выплывает Софи, окутанная розовым облаком, и тепло улыбается бледными губами. И все очень хорошо и спокойно, только внезапно его начинает тревожить какой-то лязг за спиной. Он хочет обернуться и не может, как это часто бывает во сне, а непонятные контуры впереди вдруг превращаются в низкую белую ванну с зеленоватой водой, в которой плавают черные волосы Витторио Мариньо. Гедда удивленно смотрит на него, вместо Софи рядом с Геддой стоит Вирджиния, на ноге ее синяки. И вот они остаются вдвоем - он и Вирджиния... Лязг усиливается... Он, наконец, с трудом поворачивает голову и видит, что за ним по пятам сам собой ползет по полу стальной ящик.
На этом он проснулся и недоуменно уставился на Малютку, который громко лязгал затвором разобранного плазмомета.
- Ты чего, Юджин? - хрипло спросил он, медленно возвращаясь к действительности.
- Все хоть занятие! - ответил Малютка, любовно рассматривая аккуратно разложенные детали автомата и плазмометов.
Не надо было слыть большим знатоком символики фрейдизма, чтобы понять смысл этого сна.
На следующий день Малютка перестал распевать песни. Он замкнулся в себе, только иногда бормотал: 'Ах, сволочи!' - и опять умолкал, никак не реагируя на вопросы Роберта. Потом Роберт все-таки уговорил его вновь пойти в столовую, и здесь-то их и застало невеселое сообщение Луиса Мариньо.
Они просидели в столовой еще часа два, потому что уходить им совсем не хотелось. Они сидели и молчали.
- Пошли! - наконец, сказал Малютка, поднимаясь из-за стола. - Скоро подчалят.
Они вышли в коридор и Малютка вдруг вспомнил о Витторио.
- А этот что, отсидеться вздумал?
- Он в ванной, - кратко ответил Роберт.
- Купается, что ли? - не понял Малютка.
- Да. Голову мочит. Давно уже.
- Понятно... Ну пусть моется, - оторопело сказал Малютка. - Значит, решил, как папаша...
Антонио Мариньо тоже в свое время выбрал такой способ самоубийства.
Они подошли к щиту, навсегда отрезавшему их от привычного мира, и сели.
'Жил на свете такой парень, Роберт Гриссом. Родителей его прогнали с Земли коммунисты, отца убили коммунисты и мама решила умереть тоже из-за коммунистов. Как вы думаете, мог ли этот парень любить коммунистов? И вот Роберт Гриссом подрос, взял в руки автомат и решил бороться с ними. Но коммунисты были очень хитры и поймали Роберта Гриссома в ловушку. Как вы думаете, должен ли он убить хотя бы одного из них, если будет такая возможность, или ему лучше безропотно дать себя схватить, перенести все побои и валяться в ногах, вымаливая пощаду, как хочет сделать один храбрый парень Юджин? То-то и оно! - Роберт вздохнул. - Нет у Роберта Гриссома иного выхода, кроме как перегрызть одному из них горло, а потом пусть стреляют!'
Он принял решение и почти успокоился.
- Послушай, Юджин, ты был доволен жизнью?
- А что! - подумав, ответил Малютка. - И пил вдоволь, и морды бил в свое удовольствие, и девочек очень уважал. Не обижал их невниманием.
- Зачем же ты тогда стал налетчиком? Красных ненавидел?
Малютка пожал плечами.
- А по мне хоть красные, хоть синие, хоть коммунисты, хоть дантисты. Мне чихать на это!
- Зачем же ты здесь?
- Машину водить приятно. И с пушками баловаться люблю. Налетел, разгромил и смылся!
'Вот оно что! - Роберт был озадачен. - Значит и Малютке нет никакого дела до коммунистической тирании! В коммунистах он видит не врагов, а просто объект для развлечения. Ну-ка, припомним. Как это?.. Выход наружу деструктивного влечения к самоуничтожению, перенос этого влечения с собственного 'Я' - в данном случае, на коммунистические станции. Жаль,что знания эти отрывочные пропадут для меня вместе со смертью. Мир-то очень интересен... Значит, вот почему Малютка может спокойно поднять руки вверх. Ему легче'.
- А если бы тебя отпустили, Юджин, что бы ты делал? Вернулся на Базу?
- Чего привязался? Почем я знаю! Может и вернулся бы, а может и нет. Да и кто отпустит?
- Ну а если не вернулся, чем бы стал заниматься? - не отставал Роберт.
- Слушай, отвяжись! - рассердился Малютка. - Слонов бы разводил, видал таких зверюг на картинках?
- А серьезно?
- Ладно, - сдался Юджин. - Пытай перед смертью, черт с тобой! Только я и сам не знаю... Все как-то не до того было.
Он поскреб здоровенной лапой в рыжих волосах, потер заросший такой же рыжей щетиной массивный подбородок.
- Наверное, попросился бы машину водить. Машины у них хорошие. Или дрался бы с какими-нибудь мятежниками.
- За коммунистов?
- Я ж тебе толкую, сволочь, что все равно мне, коммунисты они или нет. Главное - тарахтелка в руках, враг перед тобой и - бах-бах! - поехали!
Они немного помолчали, погруженные в свои мысли.
- Так, - Малютка посмотрел на часы. - Если это патруль, то они должны уже...
Станция содрогнулась от резкого толчка и Малютка прикусил язык. Роберт больно ударился затылком о стену.
- Сволочи! - заорал Малютка, морщась от боли. - Кто ж так подчаливает?
Роберт вдруг обнаружил, что тело его превратилось в вялый мешок, не способный не только прыгать и перегрызать чужое горло, но даже пошевельнуть хотя бы пальцем.
'Лицам, задержанным на станции, предлагаем бросить оружие!' отчетливый радиоголос звучал твердо и
