этажа под окно комнаты девчонок и ушел к реке. Его раздражал непривычный интернатский режим: завтрак, обед и ужин всегда в одно и то же время, занятия тоже, а после отбоя нужно ложиться, даже если совсем не хочется спать. Никакой свободы!
И вот он лежал на траве у неглубокой речки, а солнце жгло уже вовсю. Жалобно гудели одуревшие от жары шмели, из-за речки доносилось конское ржание. Роберт повернул голову и с любопытством приоткрыл один глаз. У самого лица он с удивлением обнаружил чью-то босую ступню. Пальцы на ступне нетерпеливо шевелились.
- Они, наконец-то, соизволили бросить царственный взгляд на близлежащий ландшафт! - торжественным голосом сказали над головой.
- А тебе-то что! - огрзнулся Роберт.
Это был Пашка, один из соседей по комнате. И к нему, и к Анджею Роберт относился настороженно, считая, что они приставлены к нему неспроста.
Пашка, высокий полноватый парень с жесткими курчавыми волосами, веселыми глазами и толстогубым ртом, поддернул шорты и сел рядом. Говорил он обычно шуточками и это злило Роберта: шуточки- прибауточки, а сам, небось, только и думает, как бы разузнать о Базе!
- Мне-то ничего, - миролюбиво сказал Пашка. - Я о тебе скорблю, милый Робертино. Скорблю о холодном квасе, который тебя не дождался.
'О-о! - мысленно застонал Роберт. - На завтрак был квас!'
- Вот что меня печалит, милый Робертино, - нараспев продолжал Пашка, подставляя солнцу голую спину. - Пренебрегаешь ты распорядком дня, а значит, подвергаешь здоровье большой опасности. 'Распорядок нарушаешь и здоровье подрываешь', - как сказал поэт. К тому же, любезнейший, своим прыжком под окно женской половины нашего дворца ты напугал почтенную Катьку Мухину, которая спросонок решила, что на нас напали индейцы.
Роберт не выдержал и одобрительно фыркнул. Воодушевленный Пашка затараторил голосом автомата- информатора:
- Кроме того, из абсолютно достоверных источников, а именно от многоуважаемой нашей наставницы Анны мне известно, что сегодня, во второй половине дня, состоится экскурсия старшеклассников в музей истории религии и атеизма. Оный музей, к вашему сведению, расположен в городе Ленинграде, в Казанском соборе, что назван так по иконе Казанской богоматери, и где покоится прах славного князя Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова Смоленского, скончавшегося в городе Бунцлау лета не помню какого то ли от рождества Христова, то ли от сотворения мира. Известно мне также и то поистине печальное обстоятельство, что на экскурсию, по всей вероятности, не пригласят лиц, пренебрегающих завтраком. Это все, что я имел сообщить вам, уважаемый Роберт!
При последних словах Пашка звонко шлепнул Роберта по спине. Роберт дернул плечом.
- Обойдусь без ваших музеев!
- Думаю, не обойдешься, любезный! - спокойно возразил Пашка. - Есть подозрение, что будет интересно. Так что вставай и пойдем. Помни, что длительное пребывание в неподвижном состоянии порождает склонность к созерцательному образу жизни, что приводит к плачевным результатам, как говаривал Бенедикт Спиноза.
Последнюю фразу Пашка произнес с таким видом, словно Спиноза только вчера поведал ему эту истину. Роберт успел уже немного изучить Пашку и у него имелось сильное подозрение, что все высказывания Спинозы, Фомы Аквинского, Гегеля, Иоанна Златоуста, Платона, Гераклита и других мудрецов, которыми манипулировал Пашка, никогда даже не приходили в голову этим почтенным мужам.
- Имей в виду, - Пашка многозначительно поднял палец. - Не все потеряно, если учесть, что квас и рисовая каша ждут вас в комнате. Правда, каша уже остыла.
- Никуда я не пойду, - неуверенно сказал Роберт.
Пашка бросился к речке, набрал полную пригоршню воды и с устрашающим видом направился назад. Роберт вскочил, схватил рубашку и побежал вверх по склону. За ним, выплеснув воду, помчался Пашка.
Очень скоро Роберт стал задыхаться и перешел на шаг.
- Бегать надо по утрам, милый Робертино! - назидательно сказал за спиной Пашка. - И не пропускать зарядку. И пора учиться играть в футбол, потому что настоящий мужчина должен уметь играть в футбол, как любил повторять Лейбниц, возвращаясь со стадиона.
Роберт отдышался и сказал:
- Настоящий мужчина должен уметь стрелять, драться, пить виски из горлышка и нравиться женщинам. Так говаривал Роберт Гриссом, возвращаясь в свою каморку.
- Ого!
Пашка сорвал травинку и стиснул ее зубами. Теперь они шли рядом мимо ржаного поля и Роберт внимательно смотрел под ноги, чтобы опять, как вчера, не наступить на какую-нибудь занесенную сюда ветром сосновую шишку.
- Тебе приходилось все это делать?
Нравиться женщинам... Тонкая фигура Гедды, мягкие каштановые волосы и скрывший ее изгиб коридора... Софи... Маленькие багровые пятна под ключицей. Два дорогих человека, которые страдают там, пока он греется на солнышке, вместо того, чтобы бороться и вернуться за ними как победитель.
'Сегодня же ночью сбегу!' - Он сжал кулаки и помрачнел, не замечая внимательного взгляда Пашки.
- Роберт! - негромко сказал Пашка. - Прости, если обидел.
- Все нормально...
На мгновение ему захотелось рассказать Пашке о Гедде и Софи, да и о Паркинсоне, но он сразу подавил это желание. Разве они поймут? Не все ли им равно? Вон они какие - Роберт покосился на высокого плотного Пашку гладкие, здоровые, шутят себе и наплевать им на эту жуткую пустоту, где страдают люди...
Они шли и шли по дороге, лениво изгибавшейся под солнцем. Острые хвоинки, засыпанные горячим песком, то и дело кололи босые подошвы и Роберт тихо шипел от боли. Наконец, уже подходя к коттеджу, он наступил на шишку и не выдержал.
- Чертова жизнь! - ругался он, прыгая на одной ноге. - Чертовы шишки!
- Тапочки надевать надо! - веселился Пашка. - Лишь благодаря тапочкам можно достичь вершин мудрости, как известно из сочинения Диогена Лаэртского 'О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов'. Только не помню, кто это сказал.
- Плевал я на твоего Диогена!
- Слушай, дружище! - возмутился Пашка. - Если будешь грубить, придется поучить тебя вежливости.
- А вот и наш беглец! - донеслось сверху, из лоджии.
Наставница Анна, облокотившись на перила, смотрела на них с высоты второго этажа. Была она очень хрупкой, светловолосой и совсем молодой, но Роберт уже убедился, что хрупкость эта обманчива. Когда вечерами за коттеджем начинался волейбол и атаковала наставница Анна, взвиваясь над сеткой и блоком соперников, - мяч со звоном врезался в площадку и отскакивал далеко в сосны.
- Если будешь убегать до завтрака, Гриссом, век тебе ходить голодным, - пообещала наставница, сдвинув брови. - И не рассчитывай на доброту Рослова. Учти, твою кашу я отдала Эльзе.
Эльза, огромная добродушная овчарка, жила в коттедже пятиклассников и отличалась поразительной всеядностью. Малышня таскала ей из леса землянику, грибы и чернику, а однажды, на глазах изумленного Роберта, Эльза с аппетитом хрустела большущим зеленым огурцом.
- Никогда не любил рисовой каши! - пробурчал Роберт, осторожно пробуя наступить на всю подошву.
Из-за сосен, от бассейна, доносился плеск воды. Мимо коттеджа прошли второклассники с корзинками, нестройно, но старательно распевая песенку о веселом медвежонке Тиме. Они явно намеревались нанести серьезный урон ягодным угодьям леса. Поблизости, за коттеджами, стучали мячики на теннисных столах.
Наставница Анна проводила глазами второклассников, неожиданно улыбнулась Роберту и скрылась в комнате. Пашка дружелюбно похлопал Роберта по плечу.
