глаза.
- Ну вот и ладно, - дребезжал возле уха знакомый голосок. - Ты, милая, через три дня тряпицу из раны вынь, грудь накрепко чистой холстиной перевяжи. А покуда пои его сим варевом. Через неделю на ноги встанет сын боярский.
Еропкин повел взором. Стоят сбочь его на коленях Страховида и давешний монашек. Выше них голубое небо, уставленное скирдами творожистых облаков. Ветер, холодящий лицо, пахнет речкой.
- Ты, отче? - прошелестел губами Еропкин.
- Я, я, сыне, - закивал монашек.
- Где мы?
- Там, где и расстались. Вот - Северка, эвона - Ока, там - Коломна, в ту сторону - Москва.
- Ранен я?
- Ранен.
- Выходит, Свободина мне не привиделась?
- Не привиделась, не привиделась. Да вот и свободинская девка с тобой.
- Ты? - ухватил блуждающим взором Страховиду Еропкин.
- Я, - ответила Страховида.
- Да как же ты?
- А я за тебя крепко держалась.
- Она от тебя ни на шаг, - улыбнулся монашек. - По нраву дева?
- По нраву, - попытался улыбнуться Еропкин.
- И ладно. Как оздоровеешь - окрести ее. Обвенчаетесь - и живите.
- Хорошо, - согласился Еропкин.
- Да уж на что лучше, когда по нраву.
- А как жить?
- Веруешь ли во единаго Бога Отца, Вседержителя, во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, и в Духа Святаго? Веруешь ли во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь?
- Верую, - прошептал Еропкин. - Теперь снова верую, крепче прежнего. Скинул мороку, коя на меня напала.
- То не морока, - ответил монашек. - То от Господа попустительное научение. Не попустил бы Господь - вера твоя не окрепла бы. Именно через попустительство мы получаем настоящее понятие и о Господе нашем, и о жизни нашей. Живи, сын боярский, и ни о чем не тужи. Но помни: не по бытию разум, а по разуму бытие, и венец тому - Господня Истина. Все свершится по чести твоей. Царствие Небесное открыто ищущему туда дорогу.
- Да как же, как же?! - заволновался Еропкин. - Как же можно жить и не тужить, коли на Русь грядет беда неминучая? Бес-то, бес-то, тот, что мне дукат дал, трех царей грозится на Русь спроворить, веру подменить, печать православным наложить на лбы!
Разволновался Еропкин, закашлялся - кровь на устах выступила. Монашек, склонившись над ним, стер кровь ладонью, ласково улыбнулся, твердо ответил:
- Сие мне ведомо. Все будет так, как довел тебе бес. Но Русь устоит, и народ православный великое испытание вынесет и возродится. А далее и пострашней испытания будут, но все минет. Воссияет на Руси третий Рим. Бесы же обретут оковы безвременья. Только для сего каждый православный должен с верою честно свое исполнять: пахарь - свое крестьянское, ты - свое воинское, царь - государственное, каждый на своем месте, но все купно, соборно, ибо врозь силу бесовскую не сокрушить, бесы сильны нашей рознью. Так-то, сын боярский. А тебе теперь цены нет - ты сам, своими глазами зрел народ в неверии и ведаешь, что нашей Руси уготовано. Теперь ты всякого сумеешь предостеречь, остановить, ободрить, на путь верный наставить. Помни: наша сила в людях. Неустанно их воедино собирай: Словом Божиим, воеводской волей едини и крепи воинских людей, ибо во вся дни жизни твоей воинское служение - твое дело. А теперь прощай. Сейчас к берегу стружок привалит. Подрядите кормщика за три рубля - он вас до дому доставит. Вот деньги.
И монашек вложил в ладонь Еропкину кису с серебром. Выпрямился, в пояс поклонился и зашагал по бережку на Коломну.
- Отче, эй! - вслед возвысил голос Еропкин. - Звать-то тебя как? За кого Бога молить укажешь?
- Сергий я, - обернулся монашек.
- Тот самый?
Ничего не ответил монашек. Только посох из правой руки в левую перехватил и широким крестом благословил то ли Еропкина, то ли луговину, лес, речку и всю землю до окоема.
А из-за поросшего ветлами мыска уже выбежал белопарусный стружок. Со стружка неслась песня:
Сторона ль ты моя, сторонушка.
Ни отдать тебя, ни продать, ни кинути
Но от века до веку с тобою мне слезы лити,
Горе мыкати, радость нянчити...
А и горазд же песни складывать русский человек! Оглядит взором светлым избу свою, ниву, деток малых, жену, лес заречный, даль лазоревую, ладонь к щеке приложит и давай петь. Вроде бы поет о том, что видит, слова ясные да простые выговаривает, а вслушаешься в их ладную череду, и выходит: грустно, весело ли, об одном поет русский человек - о своей душе. На Руси песня мирская исповедь. Русская душа песней очищается, лечится, а поющий и слушающий пение на Руси - едины. Ибо русская песня от сердца идет, сердцем воспринимается, и уж только потом разум постигает ее. Слушаешь, вслушиваешься в русскую песню и понимаешь: Россия была, есть и будет подножием Престола Господня, что издревле зовется Святая Русь, а русский человек - Божий трудник извечно, ныне и присно и во веки веков, даже если, случается, и согрешит. Потому что на Руси грех всегда считался и считается грехом и никогда не становился и не станет правдой жизни.
Коломна, 7 ноября 1992 г.
Значение некоторых вышедших из употребления слов
Бесермeн (то же, что басурман) - нехристианин.
Брoдни (то же, что бахилы) - мягкие кожаные сапоги с очень длинными голенищами - для хождения по болоту.
Гайтбн- лента, тесемка или шнурок, на котором носят нательный крест.
Дукaт - старая монета.
Ертаульный полк- передовой, авангардный, разведочный.
Кончaр - меч с узким клинком; кривой кинжал.
Кyнтуш - кафтан с откидными рукавами.
Романeя - сладкое вино из французской водки.
Скaнные - от скань - волоченое золото, серебро, а также мелкая проволочная серебряная работа, филигрань.
Сулея - фляга для вина или масла с широким горлом.
Сyлица - метательное копье.
Тать - вор, грабитель.
Тулумбaс - большой турецкий барабан.
Фeрязь - мужское платье с длинными рукавами без воротника и пояса.
Шестопер - старинное ударное оружие в виде жезла с головкой из шести металлических пластин - 'перьев'.
Шyица - левая рука.
