В центре города у серого здания под громадной афишей сновали десятки людей, от сигарет висело табачное облако. Люди ждали бокса. Мы вошли в помещение.
В тёмном зале после жары было холодно и мрачно. Клубы дыма носились из угла в угол. На трибунах не сидели, а стояли, пили из бутылок, кричали. А возле самого ринга выстроились ряды стульев.
— У нас первый ряд, — показал агент.
Поодаль от нас сидели американские офицеры. Они курили. Я спросил:
— Разве здесь курят? Разве можно?
Агент повёл бровями: «А что?» И, положив ногу на ногу, закурил сам.
Но вот заиграла музыка, раздался крик, аплодисменты, и на арену выбежали два молодых крепких парня. Оба они были в одинаковых трусах и босиком.
Они поклонились друг другу, разошлись по углам и стали как-то странно подпрыгивать, кланяться.
Я посмотрел на капитана.
— Это они исполняют танец в честь духов борьбы, просят победы, — объяснил Иван Савельевич. — Сейчас будут кланяться ещё сильней.
Тут действительно один из боксёров сложил ладони и, став на колено, начал бить поклоны.
За ним и другой в другом углу повторил те же движения, что-то шепча, словно с кем-то разговаривая и о чём-то умоляя.
Наконец на руки им повязали матерчатые мешочки, ударил гонг, и боксёры стали подступать друг к другу.
Один, стройный, тонкий, сделал несколько лёгких шагов, а второй, пониже, коренастый, вдруг нагнул голову и бросился на противника, словно не в бой, а в драку.
Первый отразил удар и сам нанёс удар сверху. Коренастый зло сверкнул глазами, размахнулся ещё раз. Но и этот удар был отбит спокойно.
В зале захлопали в ладоши.
И вдруг коренастый, сжавшись в клубок, подпрыгнул и с размаху ударил противника ногой в челюсть!
Я вскочил. Сзади закричали.
— Хорошо, — сказал агент.
— Да как же хорошо? Ногой!
— Тайский бокс, — невозмутимо ответил агент.
— Да ведь можно убить!
— Бывает. — Агент выпустил колечко дыма. — Но ведь победитель получает пять тысяч батов!
На лице высокого боксёра появилась красная полоса. Парень словно и не заметил этого. Он продолжал бокс без капли злобы, спокойно и красиво.
Он тоже взмахнул ногой, но сделал это так, словно танцор на балетной сцене. Противник отлетел в сторону.
Шатаясь, он поднялся, наклонил голову и пошёл вперёд, уже растравленный злостью. Но первый опять легко скользнул в сторону, и его враг проскочил мимо…
Вокруг одобрительно зашумели.
— Молодец! — сказал капитан.
Мне он тоже понравился. Ни злобы, ни ненависти. Настоящий спортсмен. Благородно ведёт бой!
И когда через восемь раундов судья поднял вверх его руку, мы зааплодировали.
В зале снова плавали клубы дыма, за парой сменялась пара. И кого-то к концу поединка уводили с ринга под руку.
Но вот на помост вышли два мальчика.
Я повернулся к агенту.
— Что, и они будут драться?
— Конечно, — сказал он и достал новую сигарету.
Я обвёл глазами зал и увидел, что вокруг немало мальчи шек. Теперь они пробирались к рингу и изо всех сил кричали, подзадоривая своих дружков.
Мальчики на ринге тоже совершили танец, пожали друг другу руки. Улыбнулись и стали приплясывать на месте. Им совсем не хотелось драться.
«Наверное, они не станут бить друг друга, а просто будут показывать своё умение…» — решил я.
Но с трибун кричали всё сильней.
Один из противников не выдержал, задел другого, второй ответил ударом…
Мальчики уже били друг друга со злобой и яростью. Оба они были одного роста, но один тоньше и, чувствовалось, слабее. Второй, скуластый, мускулистый, нанёс несколько ударов. Потом развернулся и ударил товарища ногой.
Нужно было отступить, отойти, но гордость не позволяла.
Все кричали, винтом кружился дым. Зрители требовали боя.
И вдруг мальчишка вскинулся, упал и замер на помосте.
К нему подбежали судьи. Из боковой двери показался человек в белом халате. Но судья наклонился над мальчиком и сделал знак рукой: всё в порядке.
Я встал. Больше смотреть на этот бокс я не мог. Агент улыбался. Капитан вздохнул:
— Всё это деньги. Жестокий хлеб. Но на эти пять тысяч он сможет надолго обеспечить семью…
А я представил себе маленького Тау и расстроился. Зря я мальчонке не вынес хорошего мыла!
К ОКЕАНУ
На судне я сразу побежал к артельщику за мылом. Для Тау. Пусть продаёт!
Но артелка была закрыта. В порту такой порядок. Я заглянул в каюту к электромеханику.
«Чудеса ботаники», голый по пояс, возился на коленках у кадки и сажал кокосовый орех. Рядом с ним лежали ещё несколько мохнатых шаров. Он потряс один — внутри забулькала вода.
— Вот и на твою долю. Пока дойдём до Владивостока, пальма вырастет. А вон на столе — пробуй.
В стакане была прозрачная жидкость — кокосовое молоко. На бумаге лежал расколотый орех. Мякоть у него была белая, как рафинад, и я хрустнул кусочком…
Но орех орехом, а мне было нужно мыло!
Валерий Иванович посмотрел в рундук: только простое, хозяйственное.
— Давай! — схватил я и побежал на корму.
На корме уже почти никого не было. Грузчики опускали на канате за борт печку, мешки с крупой. А Ваня и тайский повар похлопывали друг друга на прощание.
— А где Тау? — спросил я.
— Уехал помощник, — сказал Ваня. — Уже на другой стороне реки. Вон кокосовый орех тебе оставил.
Мы тронулись вниз по реке. Забурлила опять кофейная вода, зафыркали на длинных палках лодочные моторы, зашумели сочной зеленью джунгли. На час-другой мы остановились возле белоснежных гор риса. Грузчики заложили трюмы мешками риса, и мы побежали мимо бамбука, мимо лёгких домиков на сваях и пагод…
Мускулистая река потянула нас на своей спине к океану.
ПРОСТОЙ КУСОК МЫЛА
