Индия.
Заглядывал в рулевую капитан, прокладывал курс, просматривал карту погоды и всё напевал.
Выходил на корму Ваня с камбуза, смотрел вперёд: «Ну что, скоро будем покупать обезьян?» — и затягивал под Раджа Капура: «Бродяга я-а…»
Зашёл я к Коле. Он острым карандашом исправлял в тетради английский текст и пел: «Артековец сегодня, артековец сегодня, артековец всегда…»
Следом за мной в каюту осторожно вошёл Фёдор Михайлович, спросил:
— Николай Николаич, контрольную мою по-английскому проверил?
«Вон чья тетрадь!» — узнал я. Коля кивнул:
— Проверил. Хорошо. Почти без ошибок.
Фёдор Михайлович расплылся в улыбке, тряхнул сединой и тоже вдруг запел: «Артековец всегда!»
И я запел.
Побежал в радиорубку к начальнику рации: может, и ему поётся? Упрошу в весёлую минуту поговорить с Москвой по радиотелефону, совсем будет весело!
В рубке у начальника рации стоял треск, писк, взрывались голоса всего мира. Но сам начальник не пел. Он решал шахматные задачи. Увидев меня, он прошёлся по рубке, вскинул согнутый крючком палец и воскликнул:
— Нет, всё-таки слона выиграю я!
До разговора с Москвой ему сейчас не было дела.
ХОД СЛОНОМ
Ещё в Бангкоке на палубе начались разговоры о том, кто какую диковинку привезёт домой.
В каюте у боцмана стоял парусник и сверкала крыльями летучая рыба. Веня думал о монетах. Старпом собирался купить попугая, Ваня — мартышку, а начальник рации отмахивался:
— Ну да! Привези обезьяну, беды не оберёшься! Да она все подушки в доме на перья пустит!
И вдруг кто-то крикнул:
— Глядите, Фёдор Михайлович купил слона!
Все бросились к трапу. Тут тебе не обезьяна, не попугай — слон!
Внизу, мимо таиландских военных, мимо чиновников, шёл помощник капитана и держал под мышкой слона. Красного деревянного слона!
В другой руке у него тоже был слон — белый, поменьше. От него пахло сандаловым деревом.
Начальник рации взял большого слона в руки, осмотрел его со всех сторон и вздохнул:
— Вот такого бы привезти домой…
— Пожалуйста, — сказал Фёдор Михайлович, — завоюй!
— Как это «завоюй»?
— А так, в шахматном турнире. За первое место большой слон, за второе — маленький! — рассмеялся Фёдор Михайлович.
С тех пор каюта начальника и радиорубка превратились в настоящий штаб. Столы были завалены бюллетенями и журналами с шахматными задачами. Начальник рации принимал карту погоды и решал задачу. Сдавал радиограммы и двигал карандашом по шахматным клеткам, шевеля губами.
— Так, король сюда. Ферзь здесь, а вот так ход слоном и… мат! Мат! — вскрикивал он и начинал быстро ходить по рубке. — Ход слоном — и слон наш!
Даже Митя с усмешкой посматривал на своего начальника. Чем дальше мы забирались в Индийский океан, тем глубже он уходил в шахматные битвы.
Мы направлялись в Индию, где разгуливали в джунглях стада могучих слонов. Но начальнику рации виделся только большой слон из красного дерева.
ДЕРЖИТЕ ДОСКУ!
Теперь о турнире спорили на каждом шагу. Ремонтировали шлюпку, садились перекурить — говорили о шахматах. Красили палубу — тоже о шахматах вспоминали.
Начальник рации уже был почти на «слоне».
Но вдруг вмешался океан. Сначала вода была спокойная и голубая, как на школьной географической карте. Полотно океана двигалось широко, свободно, и суда вдали показывались, как в учебнике географии: сперва над горизонтом возникал дымок, потом мачта, за ней — нос корабля. А там уже и сам пароход бежал весело мимо нас, играя флагом.
Но к решающему матчу всё переменилось.
Встречные суда словно пропали. Волны воинственно заворочались, рванулся ветер, и всё загудело.
А когда начальник рации и «Чудеса ботаники» сели за решающий матч, всё заходило ходуном. Но начальник и тут упорно продвигался вперёд.
— Обстановочка! — сказал Ваня. — У электрика уже искры над головой. А у начальника рации сплошной S0S.
Начальник гневно повёл бровями в сторону повара, но сдержался и двинул вперёд слона.
— Шах! — закричали все.
Красный слон был почти в руках у начальника!
Валерий Иванович промолчал и отодвинул своего короля вправо:
— Вот так!
— Ничего, ничего! — сказал начальник. Он обдумывал какую-то решительную комбинацию.
Но тут раздался такой удар о борт, что судно полетело вниз.
— Держи доску! — крикнул начальник.
Доска упала под стол, и пешки и короли разлетелись по углам.
Капитан побежал на мостик.
Я помчался к себе в каюту.
Дверь была распахнута. По каюте из угла в угол летали вещи. Всё пропахло кефирным запахом. Из- под кровати, как ядро, вылетел кокосовый орех, врезался в стенку, и прокисшее молоко облепило всю каюту.
Японские куклы катались по палубе.
Из-под койки выпрыгнул чемодан. Я бросился к нему: «Чашка!» Но сан-францисская чашка пронеслась мимо и со всего размаха ударилась об стол.
Мосты Сан-Франциско отлетели в одну сторону, скверы — в другую.
Я грохнулся на колени и стал ловить бегающие по каюте осколки…
О ЧЁМ СВИСТЕЛИ ФЛЕЙТЫ
Я завернул осколки чашки в газету и пошёл на палубу. Всё раскачивалось и шумело, как будто где-то вверху собрался жуткий оркестр из сотни разных ветров.
Вот один рванул мне ворот, присвистнул грустно-грустно, даже сердце заныло от тоски.
Стало не по себе. Я вспомнил: этот звук я уже слышал. Однажды вечером.
