— Вы были раньше знакомы с Громовой?
— Повторяю, даже не знал, как выглядит…
— Тогда чем вызван ваш интерес? К Вере?
— Один общий знакомый.
— К этому мы еще вернемся. А теперь позвольте узнать, что вы делали в субботу вечером?
— Это вчера-то? Ходил на дискотеку. Потом проводил до подъезда девушку, с которой там познакомился.
— Этой девушкой была Громова?
— Я не интересовался ее фамилией.
— А когда вы вернулись в гостиницу?
— Около четырех ночи. Мне открыла ночная дежурная.
— Поздновато.
— Я в отпуске. Могу себе позволить.
— Логично, — Сухоручко улыбнулся ничего не выражающей улыбкой, — так кто ваш общий знакомый?
— Некто Бессонов.
Сухоручко поморщился.
— Вам не кажется, слишком много совпадений?
— Каких совпадений? — я изобразил недоумение.
— Как вы познакомились с Бессоновым?
— Заочно.
— То есть? — он встрепенулся.
Я рассказал про плащ.
— Любопытно, очень любопытно, — Сухоручко побарабанил пальцами по столу. — Я смогу увидеть замену?
— Куртка осталась на вешалке.
— Хорошо, очень хорошо. И как вы — не мерзнете?
— Надеваю два свитера.
Вернулся Эдгар с кофейником и пачкой печенья.
— Вот, кстати, — Сухоручко отодвинул какие-то бумаги на столе, освобождая место для кофейника.
— Побудете еще в нашем городе? — он обернулся ко мне.
— Не вижу причины.
— Однако она есть. Я бы настоятельно просил вас задержаться. В противном случае… у нас есть средства заставить вас… Только не хочется к ним прибегать.
— Вы меня в чем-то подозреваете? Разве это не несчастный случай?
— Простите, — он пожал плечами, — но пока ничего не могу вам сообщить.
— Тогда — всего доброго. Меня ждут в Москве.
— Заставляете прибегать к крайним мерам…
Когда я начинал работать на радио после института, меня посадили в одну комнату к корреспонденту, опытному и хитрому, как старый лис. Я от него многому научился. Прав у нас мало, говорил он, и любой администратор может послать тебя ко всем чертям. Поэтому делай вид, что ты знаешь и можешь в десять раз больше, чем на самом деле. Короче говоря, он советовал брать всех на пушку. Любой практик, раньше или позже, постигает эту науку. Я вспоминал об этом, глядя на моего собеседника. Я ему нужен, это ясно. И неподвластен. Пока…
— Подписка о невыезде — это мера пресечения. А она, насколько я знаю, применяется только к лицам, в отношении которых имеются доказательства виновности, — я вежливо улыбнулся.
— Я просто просил задержаться на два-три дня. И дать показания. Как свидетеля.
— У вас должны быть веские основания для этого. Иначе вызывайте меня из Москвы.
— Основания есть. Будьте уверены.
Я молчал. Мне было интересно, как он выкрутится.
Инициатива сейчас у меня, и каждое его слово станет ошибкой.
— Мы должны выяснить, — наконец сказал он, — несчастный случай ли это, самоубийство, или…
— Есть какие-то сомнения?
— Есть… — он прикусил язык, но было уже поздно.
Я кивнул. Теперь и я не прочь остаться. Если несчастный случай — против него не попрешь. Но за остальные варианты кто-то должен отвечать. И тут забота не только следствия.
Но почему и моя тоже? Как это там у Экзюпери? «Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил», — кажется, так.
То-то и оно.
Сухоручко встает и торопливо прощается. Он кипит из-за своей оплошности.
— А как же кофе? — Эдгар растерянно провожает его взглядом.
Но мы уже остались в комнате вдвоем.
— Да, — сказал Эдгар задумчиво, — и этого типа я считал приличным человеком… — Ты кого имеешь в виду?
— Ну не тебя же, — он махнул рукой. — Пей кофе. А то остыл совсем.
— А мне он понравился. Другой на его месте мог побить меня, как щенка.
— Все ему рассказал?
— Не совсем.
Эдгар внимательно посмотрел мне в глаза:
— Были причины?
— Были… Эта девушка употребляла морфий.
— Как ты узнал? — Эдгар быстро взглянул на меня.
— Случайно… Слышишь, совершенно случайно я перехватил несколько ампул морфия, которые предназначались для нее.
— Но почему ты об этом не сказал?
— Видишь ли, во время этой случайности я немного нарушил закон. Паренек, у которого я их отобрал, попался на редкость нелюбезный. И я, честно говоря, не представляю, как все это объяснить твоему знакомому…
— На кой черт ты с ними связался?! Эти ублюдки ни перед чем не остановятся.
— Что же теперь поделаешь, старик?
— Что поделаешь, что поделаешь… Ты знаешь, у меня такое впечатление — тебе наплевать на себя.
— Это не так, успокойся.
Я замолчал и уставился на стену. Стена была зеленая, вся в бугорках от плохо размешанной краски. Я смотрел на эти бугорки и старался не думать о том, что где-то совсем рядом лежит труп девушки, с которой я только вчера танцевал.
— Что мне удалось узнать, — Эдгар положил руки на стол, — она выбросилась из окна в шесть утра. Кто-то из соседей вызвал «скорую». Тяжелая травма черепа, позвоночника… Она очень искалечилась.
— А травма черепа… в каком месте?
— Что?
— Эдгар удивленно посмотрел на меня.
— Ах да, ты об этом… Лицо тоже изуродовано… Хотя, какая теперь разница? Вскрытие будет завтра. Конечно, кровь для анализа уже взяли… Ты меня не слушаешь?
— Засасывает, как в болото. И самое смешное — нет выбора… Мне его не оставили.
— Послушай моего совета, — Эдгар почесал переносицу. — Уезжай…
— Отвяжись ты… Лучше скажи, можно сейчас установить — не была ли она под действием наркотиков?
— Довольно приблизительно можно.
