— Ясно… — я кивнул.
В шесть утра Громова была мертва. В этом городе творится что-то не то.
Я поднялся на второй этаж. Комната уборщицы, как и предполагал, закрыта. Вернулся в номер и позвонил Эдгару.
— Старик, — сказал я, — ампулы пропали.
— Понял, — ответил он. — У меня тоже кое-какие новости. Точнее, предположения. В два часа жду тебя… Помнишь кафе, где мы сидели в день приезда?
— Помню.
— А пока… постарайся поменьше высовываться.
— Почему?
— Ты слишком любопытен. У меня такое предчувствие: кому-нибудь это, может, уже не нравится.
— Ладно, посмотрим. Мне здесь кое-что тоже не по вкусу.
По дороге к Бессоновой я заехал в гараж, где в пятницу оставил свою машину. Но там на двери висел огромный замок, и из будки вылезла, звеня цепью, черная овчарка. Она беззвучно скалила зубы и следила за мной. Цепь на вид была достаточно длинной, и я не стал искушать судьбу. Только окликнул несколько раз кого-нибудь из сторожей, но мой голос завяз среди ржавеющих остовов битых машин.
Овчарка угрожающе зарычала. Я на прощанье помахал ей рукой. Будем надеяться, что она охраняет и мое имущество.
Дом Бессоновых безмолвен. Я подождал некоторое время у двери, надавив на звонок, потом обошел вокруг. За окнами было пусто и темно.
Чертова непоседа.
Насморк усилился, и оставаться под моросящим дождем было рискованно. Я вспомнил про старушку. Ту самую, в доме с резными наличниками. Сейчас самое время воспользоваться ее приглашением. Тем более, как мне кажется, оно было искренним.
Выпить горячего чая. И подождать.
Только горячего чая мне сейчас не хватает, подумал я со злостью…
— Эге, — сказала старушка, пропуская меня в комнату, — да вы совсем простужены. Садитесь возле печки, я натопила. День больно сырой.
— Спасибо, я где-то подхватил насморк.
— Я всегда считала, — старушка поджала губы, — что эти рыбалки до добра не доводят. Разве так можно — целый день у воды просидеть. Я бы вас чаем с малиной напоила, но тогда на улицу выходить нельзя. Лучше дам с собой баночку, а вы обещайте, что вечером обязательно ее употребите. Договорились?
— Спасибо.
— Хорошо, что зашли, — продолжала старушка, хлопоча, — а я как раз оладушки напекла. С ними-то лучше, чем с хлебом. Только мука все равно не та, что раньше. Пшеницу ведь на удобрениях выращивают. А когда не по природе растет, ничего путного не выйдет. Вот акселераты нынешние…
— А они-то почему не по природе? По-моему, самым что ни на есть естественным путем.
— Так ведь растут на искусственном. И пьют искусственное, и едят искусственное, и в искусственное одеваются. Что им остается?
— Проблематично, — я высморкался. Старушка вышла на кухню, а я прижался спиной к печке, впитывая внутренностями тепло нагретых изразцов.
Дом был хороший, простой и уютный. Без всяких там современных штучек, вроде декоративных каминов и закопченных паяльной лампой стен. В общем дом, где нет ничего лишнего. Мой дед всегда мечтал о таком. И даже ездил к друзьям — поработать в саду. Просто так, ради собственного удовольствия. Насколько я помню, у него это здорово получалось, как и все, за что он брался.
После него осталось несколько тетрадок записей и две курительные трубки. Почерневшие от времени и пахнущие ароматными заморскими табаками… А дома он так и не нажил. Да и мне, наверное, не удастся. Может, гены?
И тут я заметил нечто такое, что никак не вязалось с моими представлениями о старушке. Капкан. Большой черный капкан, новенький, лоснящийся от смазки. Из тех, что продаются в охотничьих магазинах. Зачем старушке медвежий капкан?
Она вернулась с горкой оладьев, и мы сели пить чай. Чай был с мятой.
— На днях мне приснилось, — рассказывала старушка, — будто попала я в ад. И нет там ни котлов, ни костров. Только серая мгла, ни дерева, ни камня. Лишь туман стелется. И встречает меня служитель ада. Тоже серый какой-то, но прилично одетый, при галстуке. Похож на какого-нибудь банкира. И как-то между прочим говорит: «Ох, трудно нынче работать стало. Вон сколько грешников поступает». Я смотрю — и правда. Огромная очередь стоит. Маленьких таких человечков. «А что вы с ними делаете?» — спрашиваю. «Как очередь доходит, — отвечает служитель, — рубим их на куски — и в ящик. Только вот беда — емкости у нас все переполненные». «Как это?». Он молча открывает ящик, вроде как от письменного стола. А там вперемешку — разные части тела. И все это на моих глазах копошиться начинает, между собой срастаться… «Не волнуйтесь, — успокаивает служитель, — из-за тесноты мы их на день обратно отпускаем. Но души все равно здесь остаются». А человечки между тем уже на края ящика вылезают, прыгают вниз и разбегаются…
— Мне тоже иногда кошмары снятся, — вставил я.
— Не в этом дело, — встрепенулась старушка, — просто я в холодном поту проснулась: сколько же между нами людей без души ходит?
— Ну да, — я усмехнулся, — грешник с душой — просто славный малый. А вот без души…
— Это-то и страшно, — покачала головой старушка.
— Пока мы вместе — кто нас разберет? А настанет час — и судим будет каждый по делам своим.
По-моему, она процитировала.
Я допил чай и посмотрел на часы. Или Бессонова уже пришла, или у Сухоручко появятся новые проблемы. У меня, кстати, тоже.
И немаленькие.
— Вам пора? — спросила старушка.
— К сожалению.
У двери я обернулся.
— Откуда это у вас? — и показал на капкан.
— На пустыре нашла, — старушка неодобрительно покосилась на железки. — Кто-то поставил. Знаете, там много бегает бездомных.
Я еще раз взглянул на капкан. Что-то здесь не так.
Какая-то бессмыслица…
Подходя к дому Бессоновых, я увидел у ворот машину. Мой знакомый сыщик стоял, облокотившись на открытую дверцу, и наблюдал, как я обхожу лужи.
— Никак нам с вами не расстаться, — сказал Сухоручко и захлопнул дверцу. — Мне невтерпеж посмотреть на эту куртку.
— Хозяйки нет? — я старался не выдать голосом тревогу. Из-за насморка у меня это неплохо получилось.
— Отчего же? Только что пришла. Роскошная женщина. Сердце радуется.
— Тогда почему ждете у ворот? — спросил я. — В такую-то погоду?
— Вас хотел встретить, — Сухоручко хитро прищурился. — Откуда знали, что я появлюсь?
— А куда ж вам деваться? Так и будем мокнуть под дождем?
— Не будем.
— Кстати, — сказал Сухоручко, пока мы шли от ворот к крыльцу, — вам передавала привет барменша. Из дискотеки.
