Что-то такое прозвучало в голосе Дана, что художник невольно смирился и взглянул на экран, показывающий метра Ядрона крупным планом. Метр Ядрон пребывал в полном одиночестве и был очень занят. Он ел.
Это было феерическое зрелище, отмеченное подлинным размахом. Маленький сухонький Ядрон, закутанный в роскошный малиновый халат, торжественно восседал в кресле за безбрежным столом. Стол, покрытый хрустящей белоснежной скатертью, являл собой законченное произведение кулинарного искусства и мастерства сервировки. Бронзовые подсвечники, перламутровый фарфор, цветы и зелень, тяжелые литые приборы, украшенные врезанными жемчугами, бокалы рубинового стекла и кубки из морских раковин, прозрачные блюда шлифованного горного хрусталя, поставец палисандрового дерева, инкрустированный самоцветами...
На длинном блюде алели океанические моллюски,. гарнированные померанцами и лимонами. Светилась янтарем заливная рыба чудовищных размеров. В сиянии мелко колотого льда стыли серебряные ведра с искристой икрой, по срезу пряного окорока сочилась мутная слеза. Запеченные в половинках устричных панцирей шампиньоны; шпигованная салом и чесноком печень, зажаренная над углями камина... Заморские фрукты, невиданные воздушные торты, корзины орехов, горы жареной птицы... Все это напоминало бред художника, пережившего жестокий голод, а потом всю жизнь писавшего натюрморты. И Ядрон все это ел.
Метр пребывал в состоянии почти религиозного экстаза. Глаза его полуприкрыты, щеки разрумянились, на лбу - росинки пота. Вот рука его потянулась еще за одним куском... затряслась, повисла в нерешительности и резко сменила направление, ухватив белый пласт рыбы. Вслед за рыбой метр отправил в рот горсть земляники, потом сразу же - мороженое, за мороженым кусок паштета из дичи.
Тиль почувствовал, что с него достаточно - к горлу уже подкатывала тошнота.
- Ну и как? - поинтересовался Дан.
- Кошмар какой-то... сам бы не увидел, не поверил бы.
- Это еще не все. Следующий визит - к скульптору Реджелу.
При первом же взгляде на известного ваятеля Тиль испытал потрясение: Реджел был одет в фантастический костюм. Приглядевшись, художник с некоторым колебанием решил, что это военная форма какой-то несуществующей армии. Темный френч переливался мерцающим блеском бриллиантовых звезд орденов, жарким золотом галуна, петлиц, аксельбантов. На высоком челе скульптора лежала печать благородного безумия.
Реджел склонился над огромным столом-планшетом, на котором был воспроизведен фрагмент гористой местности. Применяясь к условиям рельефа, на макете маневрировали две армии крошечных человечков. Палили пушки, трещали барабаны, развевались знамена и штандарты, кавалерия неслась в атаку лавой, сминая фронт, на левом фланге кирасиры брали на штык редут. Под рукой Реджела трезвонили телефоны, и он, срывая трубки, вонзаясь пальцами в кнопки селекторов, рычал басом:
- Разжаловать! Расстрелять перед строем! Гвардию - в прорыв! Поддержать с флангов! Ковровая бомбардировка по рокадам! Огонь по площадям!
И над парадными порядками драгун зловещей каруселью заходили пикирующие бомбардировщики, на головы черных гусар сыпался с неба парашютный десант, 'зеленые береты' брали в ножи рейдовую группу разведки.
Увиденное не укладывалось в голове Тиля. Скульптор Реджел играл в войну! Что ж это творится...
Дан не давал времени на осмысление и анализ. Следующим он показал Тилю эссеиста Ронти. Тот, в отличной серой тройке, простроченной красной нитью, удобно расположился за массивным двухтумбовым столом. На оливкового цвета сукне лежал сафьяновый бювар с серебряными застежками, помещался монументальный чернильный прибор, стопка одинаковых папок с черными четкими надписями. Тиль пригляделся: 'Личное дело Ядрона', 'Личное дело Реджела', Тиля... Дана... Госпа...
Склонившись над бумагами, Ронти внимательно читал - справки, характеристики, расшифрованные стенограммы телефонных переговоров, доносы, послужные списки, выдержки из личной переписки. Потом, вперив: взгляд в потолок, размышлял. Далее, аккуратно обмакнув перо в красные чернила, размашисто писал на уголке папки 'Уволить'. И переходил к следующему делу.
У Тиля мороз пошел по коже: изысканно воспитанный, тонкий эстет Ронти был страшен, как гигантский паук, притаившийся в скрещении радиусов ловчей сети.
Затем друзья увидели популярного композитора, апологета модерна Демия, который неподвижно лежал на белом диване, впившись остановившимися зрачками в голубую полусферу видеоэкрана, где бесконечно рушились дома, взрывались вулканы, летели в пропасть лошади и автомобили, разбивались самолеты и тонули океанские лайнеры.
- Это он так три недели лежит. Я проверял,- шепнул Дан.
В апартаментах поэта Кертиса был оборудован тир. В пирамидах вдоль стен зловеще отсвечивало вороненой сталью оружие, лучших марок. В отдалении появлялись и исчезали мишени, а Кертис стрелял, стрелял, стрелял... Тиль испугался не на шутку: у мишеней были знакомые лица коллег по Союзу Творцов.
Картина, увиденная в номере известной литературной дамы, метра исторической прозы Тэсси вызывала в памяти времена упадка Второй Империи. Там было удивительно многолюдно. На пушистых коврах, заваленных подушками, возлежали юные очаровательные девушки, одетые в розовые хитоны, увенчанные цветами. Звучала лютня, рекой лилось вино. Из курильниц струился ладанный дым. Метр Тэсси покоилась на шкуре барса. Ее рыжие кудри украшал золотой лавровый венок. У ног расположился меланхоличный юноша с безумным взглядом и лохматой шевелюрой. Время от времени метр Тэсси завывающим голосом декламировала невнятные строки очень плохих стихов, закатывая в восторге глаза. Публика почтительно стихала, потом заходилась воплем, воздавая метру Тэсси божественные почести, осыпая ее лепестками роз. Меланхоличный юноша трепетно целовал край ее лиловых одежд. Тиль поглядел, поглядел на это и прямо спросил:
- Собственно говоря, кто сошел с ума: я или они все? Логичнее предположить, что я...
- Не спеши с выводами. Кто там у нас дальше? Так... Роулиса помнишь, красавчик такой, рассказики для юношества клепает, вспомнил? Роулиса я тебе показывать не буду, мне дороги твои нравственные устои. Я сам больше одного раза не отважился на это глядеть. А вот Сэнни...
- Нет уж, хватит с меня этого зверинца. Что здесь происходит? Кто все это придумал? Почему они - я ж их всех сто лет знаю! - почему они здесь такие? Зачем все это? Какое это имеет отношение к пансионату 'Лебедь' и нашему Медицинскому Центру? Это же не лечение, а наоборот! И вообще, черт меня побери...
- Не горячись. Ответы на твои вопросы мы получим не скоро. Но теперь ты сам убедился - здесь происходят странные вещи.
И тут картинка на экране монитора дернулась, раздался отчетливый щелчок. Холодно и чуть иронично глянул с экрана молодой медиколог. Посмотрел, прищурил зеленые глаза и спросил:
- Как разговаривать будем, метры? По видео или поднимитесь ко мне?
- ...Поднимемся,- после паузы произнес Дан.
V
Вы радуетесь на нашу литературу, будто бы она в самом
деле занимается чем-нибудь полезным: желаю вам
радоваться... Если говорить правду, люди, довольные
нашею литературою, не имеют понятия о том, что такое
литература, достойная этого имени.
Н. Г. Чернышевский. Современное обозрение
журнал 'Современник', XII, 1857 г.
В кабинете доктора горела лишь настольная лампа. В кругу ее света над листком бумаги двигались тонкие смуглые руки - лицо сидевшей за столом женщины было неразличимо в полумраке. Доктор же, склонившись над маленьким столиком, преспокойно готовил кофе.
- Полюбуйся, Тана, на детективов. Поздравляю, нас разоблачили.
Женщина - Тана, как назвал ее доктор,- отложила перо и подняла голову. Секунду она разглядывала двух несколько смущенных сыщиков, потом пожала плечами и спросила:
- Ну и что сей сон значит?
