- Не будет ходить, чем кормиться станет?.. Ладно, Костик, в такую ночь нашли мы с тобой о чем говорить. Давай и вправду дом в деревне купим, забудем все... Дом и машину любой марки, любого цвета.
- Каждый новый сезон мы будем ее красить в новый цвет. Летом - в красный...
И тут я замолчал. Я вспомнил цыгана, пригнавшего в мастерскую два 'Жигуленка' - 'шестерку' и 'девятку'.
'Угоняют, перекрашивают...'
Да нет, это другой случай. Падунец ведь завязал, недаром же он полирует ногти - следит, чтоб руки оставались чисты. Это другой случай. Не надо подозревать всех и каждого. И вообще, даже думать об этом не надо в такую ночь, при такой луне, с такой женщиной...
Если Федор Савельевич хоть чуть причастен к автомобильным ворам - уйду сразу же, решаю я и ставлю на грязной теме точку. Лезу к Вике под махровое полотенце.
- Мы купим в деревне дом... Мы останемся чисты...
29
Расстались на Савеловском: Вика повезла Настю на свою подпольную квартиру, а я решил заскочить в мастерскую. Не то чтоб по делу соскучился, но захотел проверить одну свою версию.
Было уже поздно, механики работали при лампах.
- Помочь не надо? - спросил я.
- Свари кофе.
На тостере разогрел бутерброды с сыром, аджикой, позвал ребят: перекусите, мол, пока не остыло. Поинтересовался, много ли работы. Оказалось, порядочно. Завтра с утра меня ждет 'Волжанка', из блондинки хочет стать брюнеткой.
- Побитая?
- Да нет, как новенькая.
Я вышел из кухни, подошел к машине. Игрушка. Поднял капот. Все верно. Как же я, дурак, раньше не мог догадаться?
На двигателе свежий срез - номер перебит.
Я тут же поехал к Падунцу объясняться. Дверь открыла кошка Зоя, по всей вероятности, недавно вылезшая из ванны. Влажные волосы, банный румянец, никакой косметики, сережек и колечек. Короткий махровый халат настолько небрежно схвачен пояском, что при желании можно увидеть, откуда у человека растут ноги.
- Костя? Заходи, я только-только чай заварила. Федор Савельевич с минуты на минуту подойдет, так что подождешь его. Хочешь перед чаем немного коньяка?
Что-то она слишком словоохотлива со мной сегодня и добра. Обычно мы в разговоры друг с другом не вступаем, лишь обмениваемся лучезарными змеиными взглядами.
- Спасибо, я решил завязать.
- Жаль, жаль.
Она усаживается напротив меня, и халатик при этом так топорщится и расходится, что и спину разглядеть можно. Впрочем, у Зои все одинаково - что спина, что грудь.
- Жаль не потому, что ты пить бросаешь, просто хотела пооткровенничать с тобой, а на сухую беседа не завяжется.
- А вдруг? - говорю я. - Бывают темы, объединяющие и врагов.
- Вот-вот, врагов. Почему ты меня ненавидишь, Кузнецов?
- Это громко сказано. Я не питаю ненависти ни к кому на всем белом свете.
- Ты всего-навсего терпеть меня не можешь, да?
- Все не так, - елейно улыбаюсь я. - У меня испорченные гастрономические вкусы. Я, к примеру, не ем ананасы, просто не ем, безразличен к ним, понимаешь?
- Я не предлагаю, чтоб ты меня съел, хотя... - еле уловимое движение, пола халатика вообще сползла с ноги. - Хотя, может быть, и не отказалась бы. Но мы делаем одно дело, и оно требует нашей солидарности...
- Постой-постой, - перебил я. - Какое одно дело?
- Я вместе с Падунцом являюсь владелицей автомастерской, следовательно, могу как-то влиять...
Я откровенно зевнул:
- Ночь рыбалил, не выспался, так что прости. Оставим этот серьезный разговор до лучших времен. Федора Савельевича я, видно, не дождусь?
- Некоторые производственные вопросы могу решить и я. - Это уже сказано сухо, официально. Ножка исчезла под халатом, ворот его запахнут теперь до горла.
Это вряд ли, думаю я. Но в целом Зоя права, не надо так явно окрысиваться. Все-таки 'шефиня', а с начальством портить отношения последнее дело.
- У меня такое чувство, что мы все же найдем общий язык и смиримся, говорю я, вставая из-за стола. Улыбка моя при этом, наверное, так лучезарна, что женщина клюет на нее как на удочку:
- А может, и сдружимся.
Чувствую, что опять сейчас начнется стриптиз, и быстренько ретируюсь. Конечно, жаль, что не довелось встретиться с Федором Савельевичем. Но так или иначе, завтра к нему на работу я уже не выхожу. Это дело принципа. Не хочу мараться.
Полупустой трамвай везет меня до площади, теперь надо пересечь ее, пройти небольшой сквер - и я дома: от сквера до подъезда метров триста.
Но в самом начале этой трехсотметровки - толпа людей, окружившая легковушку. Определить нетрудно: 'японец', такого же цвета и марки, как у Падунца. Но мало ли их, схожих... К толпе приближается синий проблесковый маячок милицейской колымаги. Видно, серьезная авария, такую машину жалко разбивать.
Профессиональное любопытство заставляет меня подойти ближе.
'Японец' целехонек, ни одной царапины. Рядом с открытой дверцей лежит на асфальте лицом к небу человек. В центре лба - темная дыра. В свете фар блестит еще не засохшая кровь.
Я отдаю себе отчет, что с Федором Савельевичем не поговорю теперь ни завтра, ни вообще когда- нибудь. С асфальта Падунец больше не встанет.
30
Больше никогда в жизни я не поговорю и с бабой Варей.
Я сижу за тем самым столом, где мы недавно ели ее пирог, и слушаю вопросы капитана Кукушкина: 'Где был накануне? Когда вернулся? Когда последний раз видел соседку?..'
Подробности ее смерти мне уже известны, от него же. Сильный удар в висок - много ли надо старой женщине?! Ударил так бабу Варю Падунец. Соседка, которая живет этажом ниже, видела, как он выбежал из комнаты с темной коробкой в руках и помчался вниз. Соседка стояла возле мусоросборника. Естественно, проявила любопытство. Но разве ночью много увидишь? Вспышка огонька, хлопок выстрела - да, а кто стрелял, куда стрелявший делся, этого она не знает. Потом соседка поднялась к бабе Варе, застала ту на полу, позвонила в милицию.
- Свидетели говорят, что ты был с ней дружен, это так? - спрашивает капитан.
Конечно, так. Сейчас мне кажется, что я второй раз потерял свою родную бабушку.
- И с Падунцом, значит, ты тоже знаком? При каких обстоятельствах познакомились?
- Вместе лежали в больнице, он пригласил в свою контору на работу.
- Ты знал, что он был судим? За разбой, кстати, сидел.
- В общих чертах. Он только упоминал, что по молодости на лесоповале был, в зоне.
- Вспомни, Кузнецов, Падунец тебя когда-нибудь расспрашивал о Варваре Карповне Кривцовой?
Я делаю вид, что вспоминаю. Кукушкин, видно, хочет мне в этом помочь.
- Может, ты когда-то проговорился, что живет с тобой богатая соседка, что есть у нее шкатулка с дорогими ювелирными изделиями?
- Какая богатая? - возражаю я. - У нее на хлеб и на молоко денег не хватало. Я ей часто и муку приносил, и гречку.
Капитан делает какие-то пометки в блокноте.
- А шкатулку у нее ты видел? Темную большую шкатулку...
- Видел. Шкатулка сама по себе интересная, трофейная. Муж бабы Вари из Германии ее привез. Там
