— Насчет Анохиной. А если мы у нее спросим?
— Ну спрашивай.
— Алкаголики, еб вашу мать, — слышится голос бабы из комнаты. — Ня вучацца, а только пьють. Алкаголики, пьяницы.
— Заткнись! — кричит ей Быра.
— А ты на миня ня крычы. Мой дом продали — это счас мой дом.
— Заткнись ты, сука.
— А ты так со мной не разговарывай. Гауно ты ящо.
— Ты счас допиздишься.
— А ты не пугай бабу старую. Не надо меня пугать.
— Нет, я счас встану — и пиздец тебе.
— А я тебя не боюсь.
— Ну все. Счас тебе пизда будет.
Быра вскакивает и бежит в комнату. Слышно, как он дает своей бабе оплеухи, потом возвращается на кухню.
— Ну давайте допьем.
Он разливает остатки самогонки. Допиваем.
— Ну, так что насчет Анохиной? Давай поспорим, что ты ее не ебал?
— Зачем мне с тобой спорить?
— Значит, пиздишь.
— Нет.
— Ладно, кончай приебываться, — говорю я. Не хватало еще, чтобы они тут драку устроили. — Ебал, не ебал — тебе какая разница?
Наталья, учиха по рус-лит, злится с самого начала урока.
— Наверное, муж недоебал, — шепчет мне Бык.
— Ну ты бы помог, — отвечаю я.
Про нее много разговоров насчет этого. Она еще молодая по сравнению с остальными — лет 27 или 28, не больше. Что у нее за муж, конечно, никто не знает. А злая она почти всегда. Ненавидит нашу школу и всех нас. Постоянно орет на нас: «Что вы за идиоты такие, что за дебилы? Пролетарии недоделанные, вот что значит рабочий район. Одно скотовье».
Она вызывает Куню, который уже недели две как выписался из больницы. Он выходит к доске в своем грязном костюме, с немытыми ушами и торчащими на голове «петухами».
— Ну, что ты нам сегодня расскажешь интересного и глубокомысленного о проблеме героя в «Евгении Онегине»? — спрашивает Наталья.
Класс смеется. Куня морщит подбородок, как будто сейчас заплачет, потом поворачивается к классу жопой и несколько раз громко пердит.
— Вот вам, вот вам! — кричит он и выбегает за дверь.
Все хохочут, Наталья зажимает нос и тоже хохочет.
— Я думала, такое только в анекдотах бывает, — говорит она. — Ладно, продолжаем урок. Шмаров — к доске.
— Давайте Куню завафлим сегодня, — предлагает Вэк перед физкультурой. Мы только что пришли в раздевалку.
— Что, по-настоящему? — Бык тупо смотрит на него.
— Ну, а хули? Смотреть на него? Он же чмо, самый последний.
— Таких лучше вообще не трогать, — говорит Бык.
— А ты не защищай, не надо. Решили дать ему за щеку, значит, дадим.
Вэк выходит из раздевалки в предбанник. Куня уже снял штаны и пиджак и остался в своем спортивном костюме. Штаны заправлены в носки, и носки натянуты почти до колена. Кеды он, наверное, забыл дома, потому что остался в своих рваных тапках.
Вэк хватает его за плечи и тащит в раздевалку. Куня цепляется за батарею. Подскакивает Быра и бьет Куню кулаком в живот. Вдвоем они втаскивают его в раздевалку и закрывают дверь.
— Ты что, по правде хочешь? — спрашивает Клок. — Думаешь, он у тебя будет сосать?
— Не будет — заставим! — Вэк ржет. Они с Бырой сажают Куню на скамейку, Клок хватает его за ноги, а Вэк начал расстегивать свои штаны.
— Кощей! На шухер! — кричит Клок. Обычно на шухер ставят Куню, но раз он «занят», приходится идти Кощею. Он с недовольной рожей выходит в «предбанник».
Кроме нас в раздевалке еще несколько пацанов — Егоров и «примерные», но они переодеваются и в нашу сторону не смотрят, чтобы, если что, сказать, что ничего не видели.
