Он бьет меня под партой кулаком в живот, несильно, но больно.
— Ты что?
— Ничего.
На следующем уроке, географии, никаких домашних нет. Учитель — полный дебил. Не знаю, где его нашли, в какой психбольнице, когда Иваныч попал по пьяни под машину и ему оторвало ногу. Новый учитель все сидит за своим столом, смотрит в окно и рассказывает нам, как служил в молодости в Германии и как там было хорошо. Никто его не слушает, каждый занимается своим делом.
Мы с Бырой — на последней парте, и нам все равно ни черта не слышно из того, что он говорит: все болтают между собой или играют на бумаге в футбол или морской бой.
— Ты не обижайся, что я тебе ебнул на алгебре. Но ты, наверное, мне что-то не то списать дал.
— Нет, все то.
— А почему тогда «кол»?
— Она видела, что ты списал.
— Ничего она не видела, она слепая.
— В футбол будешь? — спрашивает Быра.
— Нет, не хочу.
Мы вчера уже играли, и он все время мухлевал — неправильно отсчитывал клеточки для себя — больше, чем надо, а когда я говорил, что неправильно, делал вид, что не слышит. Ненавижу, когда мухлюют.
— Если будешь мне помогать, списывать давать, будешь мой друг, — говорит Быра. — Ты можешь быть нормальным пацаном, а что отличник — это все херня. Выпьем вместе, и с блядями познакомлю. Школа — говно, и учителя — козлы. Главное — будь своим пацаном, и все будет нормально.
Дома мама говорит:
— Ты заранее предубежденно к нему относишься. Может быть, он хороший мальчик, хоть и хулиган. Ты ведь его не знаешь совсем. А он без отца рос, в трудной семье. Попробуй сблизиться с ним, найти точки соприкосновения. Можешь домой его пригласить.
С Бырой у нас одна точка соприкосновения — секс. Он знает про это гораздо больше меня и говорит, что у него уже было.
— Много раз, с седьмого класса. А ты еще ни разу, я знаю. Но в классе почти все пацаны еще «мальчики», кроме меня и Кузнецова. Так что, не ссы.
— Нет бабы, которая не дает, есть пацан, который не умеет попросить, — объясняет мне Быра на уроке русского.
— А если целка?
— А что целка? Что, она всю жизнь целкой будет? Раньше, позже — не важно. Она тебе сегодня скажет — я не буду, потому что целка, а завтра другой хорошо попросит, и все — она больше не целка. — Быра хохочет.
— А ты когда-нибудь целку… это самое?
— Да. Один раз.
— И как?
— Обыкновенно, только море крови.
— А сколько ей лет было?
— Пятнадцать. Или четырнадцать. Не помню.
— Всего-то?
— А хули ты думал? Думаешь, у нас в классе все еще целки?
— Откуда я знаю?
— А я тебе скажу. Колдунова уже не целка и Хмельницкая.
— Откуда ты знаешь?
— Пацан один сказал. Он сам их…
— Кто?
— Не скажу.
— А ты?
— Что я?
— Ну, ты бы хотел Колдунову там или Хмельницкую?
— Ты что, дурной? В своем классе? А если привяжется потом?
Пишем контрольную по геометрии. Я уже сделал свой вариант и сейчас решаю три задания из пяти для Быры.
— Мне «пять» не надо или «четыре». Все равно не поверит, сука. Но ты мне смотри: чтоб три задания — правильно. Мне надо, чтоб «тройка» железно была.
