- А разве вы можете ездить на выходные в Москву? - уже подозрительно допытывалась Евгения Викторовна.
- Нет, конечно, - продолжал импровизировать Макс. - Но у них исключительные обстоятельства - они заболели.
- Господи, у вас тут одни неприятности, - Евгению Викторовну уже начал утомлять этот разговор. - Хоть бы уже скорее вернулись. Еще две недели мучиться. Я говорила Алексею Эдуардовичу, что мне не нравится эта затея с 'картошкой', но он был непреклонен. Все едут и Леля должна ехать. Хотя всегда можно что- нибудь придумать.
- Мама, ну зачем ты это говоришь? Кому это интересно, - Леля обняла мать за плечи. - Давай, открывай свое шампанское. Есть хочется. Мы уже забыли запах хорошей еды.
- Как это так? - удивилась Евгения Викторовна. - А Максим сказал, что вы все деньги потратили на еду.
Макс сделался пунцовым. Он делал знаки Леле, напоминая куклу из 'Папет шоу', но ещё больше сбивал её с толку.
- Евгения Викторовна, - сказал он, отодвигая Лелю, - ну что вы называете хорошей едой? Вы же были в этом магазине, у Вас не должно быть иллюзий. Это, конечно, не протухшая капуста с гуляшем, которым нас потчуют в столовой, но и до стандартов домашней кухни тоже не дотягивает. Мы покупаем, что продается. Там, знаете ли, не распределитель на Грановского.
- Ох, Максим, - вздохнула Евгения Викторовна. - Что вашему поколению известно о распределителях? Вы их уже не застали, это социальный антиквариат.
- Женя, - не выдержал молчавший до этого Алексей Эдуардович, - ну хватит болтать, давайте же, наконец, выпьем за Лельку.
Ребята шумно поддержали его. Началась легкая суматоха, все тянулись к еде, что-то роняли, кого-то толкали. Наконец, все расселись, устроив на коленях тарелки с закуской, а Максу, как самому красноречивому велели сказать тост.
- Только короче, - предупредил Леха. - Жрать...то есть кушать очень хочется.
- Я буду немногословен, - пошел на встречу другу Макс. - Однажды Гельвеций обронил: 'Познай женщину и ты познаешь мир'. - Тут Макс остановился, чтобы поймать реакцию Лелиных родителей на столь элегантное вступление. Евгения Викторовна благосклонно закивала, Алексей Эдуардович напряженно замер, приоткрыв рот. - Мы, - продолжал Макс, ободренный произведенным впечатлением, - познали Лелю как нежного, обаятельного, доброго и сострадающего человека. Для нас она стала тем пресловутым лучом, освещающим темное царство скуки, банальности и бессердечия. Я хочу поднять этот бокал за эталон человеческих добродетелей, высшую степень душевной красоты, за нашу милую, очаровательную и любимую всеми без исключения Лелю.
- Как всегда херню сказал, - наклонившись к Никеному уху, буркнул Леха.
Все зааплодировали, начали шумно чокаться, наклоняясь через стол, потом, выпив, стали теребить Лелю, целуя и обнимая её, а она, розовая от счастья, невпопад отвечала друзьям на поздравления. С шампанским покончили мгновенно. Евгения Викторовна, как всякая малопьющая женщина, заметно оживилась. Взгляд её приобрел феерическую веселость, а движения стали порывистыми. Она стала многословной и живой, как третьеклассник, выпущенный на перемену после урока математики. Подсев к Нике, она завела с ней разговор на женскую тему.
Леха, подлизав капли шампанского, оставшиеся на дне бокала, сделал Максу условный жест, щелкнув указательным и большим пальцами по шее. Макс одобрительно кивнул. Тогда Леха залез под свою кровать, и, не боясь быть разоблаченным, достал оттуда пару бутылок вина и бутылку водки.
- К хорошей закуске надо бы и хорошие напитки, - пояснил он свои действия. - А то сидим, как гоблины, детский сад какой-то.
Стало заметно, как воспрял духом Алексей Эдуардович при виде качественного спиртного. До этого он сидел тихо, молчаливо, а тут вдруг выхватил у Лехи бутылки и начал суетливо помогать.
'Алкаш, - подумал про себя Макс. - Ну, что ж, тем лучше'.
- Алеша, не увлекайся, - маскируя угрозу в голосе, - произнесла Евгения Викторовна, оторвавшись от Ники. Затем, подумав, - А откуда у вас тут столько спиртного?
- Это, уважаемая Евгения Викторовна, - ответствовал Макс, вонзив штопор в пробку бутылки немецкого вина 'Молоко любимой женщины', - наш стратегический медицинский запас на случай разных недугов. Вот, давеча, Юля ноги промочила. Пришлось растирать водкой. Или, скажем, вино. Так спасаемся от малокровия. Давно известно, что горцы, регулярно потребляющие молодое вино, отличаются самой высокой продолжительностью жизни.
- Ладно философствовать, - вмешался Алексей Эдуардович, глаза которого следили за бутылкой водки, как радар за стратегическим бомбардировщиком, разливай.
Разлили, выпили. Потом опять разлили, выпили. На этот раз за Лелиных родителей - 'давших миру сокровище, блистающее среди шлаков человеческих пороков и лживых страстей' - уже заплетающимся языком продолжал свою сагу Макс. Леха включил музыку и в палате сразу стало пьяно и весело. Разливали уже не стесняясь. Потом на свет извлекли ещё пару бутылок. В разгар веселья в палату поскребся Збарский - вестник приближающегося отбоя, но увидев в комнате сановную фигуру Алексея Эдуардовича, стушевался, извиняясь за беспокойство. Уже изрядно набравшийся Лелин родитель, до этого предпринимавший неуклюжую попытку пригласить Нику на танец, узрел голову куратора в проеме двери, и, подобно загулявшему барину, решившему облагодетельствовать попавшего под руку холопа, сгреб в охапку тщедушное тело Сергея Матвеича и потащил его к столу. В комнате ещё долго стоял жужжащий гомон, стало душно от сигаретного дыма.
К полуночи веселье постепенно стало стихать. Макс подобрался поближе к Лелиному отцу и пытался пить с ним на равных. На восьмом стакане он сошел с дистанции, упав на сложенные на столе руки.
- Еще один скопытился, - зафиксировал Леха.
Леля с матерью уже давно забрались с ногами на кровать, где, наболтавшись о последних новостях, уснули, устав от дневного напряжения. К ним подошла Юля, и, увидев, что они спят, тоже улеглась на свою кровать, не раздеваясь. Соня вот уже полчаса назад ушла в туалет и все не возвращалась от туда. Ника, единственная из всей компании сохранившая ясность сознания пошла в туалет проверить Соню. Она нашла подругу лежащую на лавке в предбаннике с бутылкой водки в обнимку. На её лице застыла счастливая улыбка. Ника не стала её будить, лишь вытащила из её рук бутылку, переложила Соню в более удобное положение и, сняв с себя свитер и скрутив из него валик, положила ей под голову.
- Спи спокойно, подруга, - пожелала Ника Соне.
Уже перевалило за полночь, когда Леха, сильно сблизившийся с Алексеем Эдуардовичем на почве выпивки и любви к горным лыжам, достал последнюю бутылку.
- Последняя, Эдуардыч, - с сожалением сказал он, откупоривая бутылку.
- Слушай, Лех, может сгоняем в Можайск, ещё возьмем, - предложил пьяный Лелин родитель.
- Нее, - не поддержал собутыльника Леха, - могут по репе надавать. Пойдем по палатам пошманаем, может братки чего дадут.
- Какие братки?! - пьяно испугался Лелин папа.
- Свои, не боись, - успокоил его Леха. - Студенты, е-мое.
Обнявшись и захватив пьяного Збарского, который все ещё не спал, хотя уже и не бодрствовал, они пошли к выходу, столкнувшись на пороге с Никой.
- Макс в дрова пьяный, - совершенно трезво прошептал ей Леха, поймав её за руку. - Я сейчас Лелькиного отца к Збарскому в комнату пристрою, потом мы Макса оттащим в его палату, пускай там дрыхнет.
- Хорошо, Леш. А ты где будешь спать? - заботливо спросила Ника.
- Я у Макса перекантуюсь. Там куча кроватей свободных. Мужики все по бабам разошлись. Можно хоть роту разместить, - сказал Леха и потащил пьяных старших товарищей на ночлег.
Ника зашла в комнату, поморщилась при виде грязной комнаты с опрокинутым стулом - неудачная попытка Збарского встать самостоятельно, раскиданными тут и там пластиковыми стаканчиками и тарелками с остатками пищи, банкой из под красной икры с тлеющими в ней окурками. Посередине всего этого дремал Макс, уложив голову на сложенные руки.
