Потом они посмотрели друг на друга.
- А я думал, плачешь,- все так же негромко сказал учитель. - Не обижайся. Иногда бывает, что человек держится храбро, пока нужно, а потом плачет, когда один. От обиды или усталости.
- Я знаю. Но я не плакал. Даже не хотел,- сказал Максим.
- Ну и молодец. Тогда давай руку и пойдем.
- Куда?- удивился Максим.
- Куда... Домой, наверно. А что ты здесь вечером на берегу делаешь?
- Я... играю,- сказал Максим и отвернулся. Но ему не хотелось врать и придумывать. И ему почему-то нравился Физик. - У меня здесь тайна,-тихо объяснил он и снова поднял на учителя глаза. - Но это не моя тайна, вы не спрашивайте.
Физик кивнул:
- Не буду... Но, признаться, ты меня напугал со своей тайной.
- Я? Как?
- Как... Понимаешь, выскочил ты... то есть ушел, сердитый такой, решительный. А я тоже... пошел. Смотрю: ты впереди движешься. Получилось, что нам по дороге. А потом - ты к реке. Я думаю: не решил ли ты сгоряча в воду головой... Ну, это я шучу, конечно,-торопливо засмеялся Физик. - Но все равно странно: с обрыва исчез - и нет тебя. И долго нет. Согласись, любой бы затревожился...
- Да, пожалуй, - подумав, произнес Максим. - Но я же не знал.
- Сейчас все в порядке,-сказал Физик. - Ну а как насчет того, чтобы домой? Идем?
И он протянул руку. Максим дал свою. Не с болтиком, а другую. Они шагали дружно и неторопливо. Максим украдкой поглядывал на Физика и думал, что впервые в жизни идет, держа за руку учителя. И не с классом, а вдвоем. Интересно, как Физика зовут? Неловко спрашивать. Он дома узнает, у Андрея. А через три года Максим сам будет изучать физику и, наверно, каждый день будет встречаться с этим учителем. Жалко, что Римма Васильевна, а не Физик вожатый в школе.
- А насчет приема в пионеры не беспокойся, - вдруг сказал Физик. Все будет в порядке.
- Я и не беспокоюсь, - ответил Максим. И почувствовал, что, кажется, опять соврал.- Нет, я беспокоюсь, но не боюсь,- поправился он. И сердито прищурился.
- Вот и хорошо, - улыбнулся учитель.
- Конечно, хорошо, - независимо сказал Максим и гордо посмотрел сбоку на Физика.
Но беспокойство, которое опять всколыхнулось в нем, оказалось сильнее гордости. И он спросил тихонько:
- А... правда? Все будет в порядке?
- Да, - сказал Физик.
И это твердое 'да' прогнало от Максима проснувшуюся тревогу. Насовсем. Если бы он шел один, то, наверно, двинулся бы вприпрыжку от накатившейся радости. Но его ладошка была в руке у Физика. Поэтому Максим лишь заулыбался. И нечаянно сбил шаг.
- Что? Нога болит? - спросил Физик и поглядел на Максимкин бинт.
- Ничуточки не болит!
- Крепкий ты человек, - с уважением сказал Физик.- Прямо как твой болтик.
- Почему крепкий? Нога ведь правда не болит.
- Верю, верю... Ладно, мне пора сворачивать. До свидания, Болтик.
- До свидания...- сказал Максим. И когда они разошлись, когда учитель был уже в пяти шагах. Максим вдруг решился:
- А как вас зовут?
Наверно, это было не очень вежливо - спрашивать вот так, в спину. Мама не похвалила бы. Но Физик обернулся, будто ждал вопроса.
- Роман Сергеевич меня зовут. А что?
- Так... А вы знаете Андрея Рыбкина из девятого 'А'?
- Знаю,- серьезно сказал Роман Сергеевич.- Способный юноша.
- Это мой брат, - с удовольствием сказал Максим.
- Надо же! Очень приятно. Привет Андрею Рыбкину. У них, кстати, послезавтра контрольная.
- А нас вы будете учить в шестом классе?
- Надеюсь... Если ничего не случится.
- Что же может случиться? - с легким беспокойством спросил Максим.
- Мало ли что,- усмехнулся Роман Сергеевич.- Скажем, вдруг назначат заведующим гороно...
- Да ну уж... Может, не назначат,- успокоил Максим.
Роман Сергеевич засмеялся, помахал рукой и зашагал к повороту.
'Ты с неба упал?'
Вечернее солнце светило в спину, и впереди Максима на асфальте смешно шагала удивительно длинная и тонконогая тень. Она прихрамывала. Потому что Максим тоже прихрамывал: опять стало болеть колено. А кроме того, ныло плечо, по которому ударил Транзя. И во всем теле, как тяжелая вода, колыхалась усталость.
Но не думайте, что Максим шагал уныло. Он просто неторопливо шагал. Настроение все равно было радостное. И Максим улыбался: впереди его ждало только хорошее.
Пожалуй, лишь одно не очень хорошо: Максимкин потрепанный вид, наверно, огорчит маму...
Проходя мимо витрины булочной. Максим глянул на свое отражение в стекле. Да-а... Вид, конечно, не тот, что утром. Обшлага и локти у рубашки серые, верхняя пуговка на жилете висит на нитке, сам жилет помят, а штаны - те вообще в гармошку. Ноги побиты и поцарапаны, словно Максим дрался со стаей камышовых котов. А бинт! Даже не верится, что он был когда-то белый...
А впрочем, ладно! Он возвращается победителем, а победителей, говорят, не судят. Тем более, что пилотка с серебряными крылышками по-прежнему, как новенькая, ловко сидит на голове.
Максим глотнул и торопливо отошел от витрины. Потому что, кроме самого себя, он разглядел за стеклом батоны и поджаристые караваи. От голода мягко кружилась голова. Ох, скорей бы домой! Жаль, что бежать сил нет.
На углу стояла тележка с навесом и надписью 'Пирожки'. Морщинистая пожилая продавщица в белом халате и такой же, как у медсестры Любы, шапочке нагнулась и шуршала промасленными бумагами. Максим, глотая слюну, подошел и протянул пять рублей.
- Дайте, пожалуйста...
Она выпрямилась так быстро, что Максим не договорил.
- Нету сдачи! Ты бы еще сто рублей дал! Не видишь, что ли, деньги уже сдала!
Как он мог видеть? Он видел только пирожки - пузатые, золотистые. Они горкой лежали в алюминиевой корзине. Они были, наверно, с мясом и рисом. Но, в конце концов, не умрет же он! Лучше потерпеть, чем стоять перед ней и клянчить.
Максим пожал плечами и пошел прочь, стараясь не хромать. И услышал за спиной ворчание:
- От горшка два вершка, а с такими деньгами...
Откуда они берутся, такие вредные? И эта, и Марина, и та тетка за забором, когда Максим рубил щепкой репейники...
- Мальчик!- вдруг услышал он тот же голос.- Мальчик, подожди!
Что ей еще надо? Придраться хочет, откуда деньги? Не ее это дело. Максим остановился, посмотрел назад.
- Мальчик! - позвала продавщица несердито. - Подойди сюда.
Он опять пожал плечами и подошел.
- Возьми, скушай,-сказала продавщица и протянула пирожок в бумажной салфетке.
- Да что вы, не надо,- торопливо произнес Максим и, кажется, покраснел.
- Возьми, возьми, не сердись.
Она была теперь совсем не злая. Улыбчивая и чуточку виноватая.
'Спасибо, не хочу', - хотел сказать Максим, но пирожок был такой изумительно аппетитный, что рука потянулась к нему сама. А язык сам сказал:
- Спасибо большое...
- Кушай на здоровье. Не обижайся на старую, это я на солнце настоялась, умаялась за день...
