Крапивин Владислав
Болтик
Владислав Крапивин
БОЛТИК
Вишневая пилотка
- Чудовищный кошмар, а не ребенок, - безнадежно сказала мама.Ты доведешь меня до сердечного приступа, а сам простудишься насмерть.
'Чудовищный кошмар', третьеклассник Максим Рыбкин, пыхтел рядом с дверью, у полки с обувью. Он застегивал новые сандалии.
Старший брат, девятиклассник Андрей, крутился у большого зеркала: расчесывал маминым гребнем отросшую гриву. Он успокоил:
- Если простудится, то, может, не насмерть. Может, похлюпает носом, почихает и выживет.
- Сумасшедший дом, а не семья, - сказала мама. - Одного не загонишь в парикмахерскую, другой делает все, чтобы схватить воспаление легких... Игорь! Скажи хоть что-нибудь!
Папа высунулся из комнаты. В одной руке он держал отвертку, в другой электробритву. От бритвы едко пахло горелой изоляцией. Половина папиного лица была блестящая и гладкая. На другой половине искрилась от коридорной лампочки светлая щетина. Папа захотел узнать, что случилось.
Что случилось? Их ненаглядный сын хочет уйти из дома раздетым. А на улице всего семь градусов!
Максим наконец справился с застежками и распрямился.
- Семь было в шесть часов. А сейчас уже согрелось.
- Ты хочешь моей погибели, - грустно сказала мама.
- Максим, - внушительно произнес папа, - ты - будущий мужчина и должен уступать женщинам в споре.
- Но если я уступлю, на кого я стану похож?? Вся форма изомнётся, и я буду как из пасти бегемота вынутый?
- Ах, как изящно? Сын интеллигентных родителей?.. Игорь, почему ты улыбаешься? Между прочим, когда среди родителей нет согласия, из детей вырастают правонарушители.
- Выходит, я почти готовый правонарушитель, - жизнерадостно заметил старший брат Андрей.
- По крайней мере, внешне, - сказала мама. - Длинноволосый гангстер из Чикаго.
- Пожалуй, что-то есть, - снисходительно согласился Андрей.
- Оставь в покое мой гребень, велела мама и снова повернулась к Максиму: - Я уверена, что все дети придут на студию в пальто или куртках.
- Не придут. А если придут, им не так важно. Они в ряду стоят, и незаметно, если помятые. А я впереди, у самого... ми... крофона...
Последние слова Максим произнес угасшим голосом. Потому что взглянул на брата.
Андрей стоял к Максиму спиной, но его отражение смотрело на младшего братца ехидно и выразительно.
Сейчас скажет: 'Оставьте в покое нашего солиста! Ему нельзя нервничать, а то он в самый важный момент вместо ноты 'Си' возьмет ноту 'до'.
Ух, слава богу, не сказал. Только хмыкнул. Максим торопливо объяснил родителям:
- Сами же станете говорить, что неряха, если увидите на экране, что я мятый.
- Не лишено логики, - заметил папа.
- А ну вас, - сказала мама. - Пусть идет хоть голый. Не ребенок, а варвар.
Андрей наконец убрался от зеркала, и Максим скользнул на его место.
Какой же он варвар? Варвары косматые, немытые, страшные, вроде разбойников. А он вполне симпатичный человек. Вообще симпатичный, а в новой форме - особенно.
Форма темно-красная, а точнее - вишневого цвета, жилетик с латунными пуговками - тугой в поясе и свободный в плечах - оставляет открытыми белые рукава и воротник рубашки. Легонькие штаны отглажены так, что торчат вперед складками, словно два топорика (а ноги у Максимки - как тонкие длинные рукоятки у этих топориков - еще незагорелые, светлые, будто свежеоструганное дерево). На ногах красные сандалии. И носочки тоже красные. Форму недавно выдали в ансамбле, а обувь купила мама. Потому что Максим будет стоять впереди хора, и все на нем должно выглядеть как с иголочки.
Все пока так и выглядит. А лучше всего пилотка. Тоже вишневая, из тонкого сукна, с белыми кантами на верхних швах и вышитыми серебром крылышками на левой стороне. Потому что младший хор в ансамбле называется 'Крылышки'.
А все вместе-два хора, два оркестра и танцевальная группаназывается так длинно, что сразу и не запомнишь: 'Детский музыкально-хореографический ансамбль Дворца культуры имени Чкалова'.
Дворец построен для летчиков. Говорят, когда-то в этом районе был главный аэродром. Потом появились реактивные лайнеры, летное поле стало тесным, и аэропорт перенесли далеко за город. На старом месте сохранилась только площадка для маленьких аэропланов и вертолетов.
Но управление областного Аэрофлота тоже осталось здесь . А недалеко от управления - и Дворец культуры.
Максимкин отец - не летчик, он инженер на 'Строймаше'. А мама завуч в художественном училище. Ну и что? В ансамбле занимаются не только дети летчиков. Где их столько наберешь? Просто приходят ребята, которые живут не очень далеко. А Максим даже и не сам пришел в ансамбль. В марте на уроке пения услыхал его суровый на вид дядя с рыжими клочкастыми бровями (все думали, что это инспектор гороно). Услыхал и грозно сказал после урока:
- А ну, голубчик, пошли со мной. Немедленно.
Максим охотно пошел, потому что сурового дядю он ничуть не испугался, а после пения ожидался диктант.
Они пришли во Дворец культуры, в большую комнату, где стоял трехногий сверкающий рояль. Его поднятая крышка напоминала косой китовый плавник, а клавиши - пасть кашалота. Дядя с клочкастыми бровями начал давить на клавиши и требовать, чтобы Максим голосом повторял их музыку. Это было совсем не трудно, и Максим повторял, только тихо, потому что стеснялся. Потом дядя стал играть песенку про кузнечика, которого сожрала бессовестная лягушка - эту песню все знают. И Максим должен был петь. Наверно, у него не очень получилось. Дядя вдруг оборвал игру, поставил Максима между колен и сказал не сердито, а как-то жалобно:
- Дружище, не смущайся, пожалуйста. Очень прошу. Ты ведь можешь петь. Ты ведь, если откровенно говорить, любишь петь.
Максим слегка осмелел и тихонько сказал:ведь, если откровенно говорить, любишь петь. Максим слегка осмелел и тихонько сказал:
- Ага.
- Дома, когда ты один, ты наверняка поешь. Я в этом совершенно уверен.
Максим осмелел еще больше и ответил:
- Смотря что... Дядя стремительно обрадовался:
- И прекрасно! Здорово? А что ты хочешь? Что любишь? Давай!
Максим вспомнил, что после диктанта еще природоведение, которое он совершенно случайно не выучил. И спросил:
- А можно с гитарой? Я с роялем не могу как-то...
Дядя сорвался с круглой табуретки, умчался из комнаты и тут же вернулся с блестящей гитарой.
- Что будем? Давай...
- Я названия не знаю...
- Ладно, посмотрим. Ты начинай, я подыграю.
Начал Максим, наверное, не очень здорово:
Приглушенно тлеют огни,
И лагерь наш в сумраке тонет...
Но голос его догнала гитара, и стало легче. И песня была такая, что если уж запел, то надо петь как следует. Потому что сразу кажется, что кругом опасность и скоро - в атаку.
В кустах не расседланы кони,
И песня в ночи не звенит...
Дальше Максим и сам не знал, как пел. Но, видимо, голос его звучал чисто и тревожно, потому что слова в песне были тревожно-звонкие:
Средь тонкой ночной тишины
Не дремлют повстанцев дружины.
