В о л о д я (у калитки). Смирно!
Радужный и Левин вышли, сопровождаемые Столяровым.
Л е б е д е в а (выбежала на крыльцо). Ушли? Бегу. Прощайте.
Б а к л а н о в (загородил ей дорогу). До свиданья. Скоро увидимся?
Л е б е д е в а. Не знаю. Пустите, я опоздаю на катер.
Б а к л а н о в. На днях ждите. Прикачу.
Л е б е д е в а. Нет, нет, пожалуйста.
Б а к л а н о в. Но вы обещали...
Л е б е д е в а. Обещала. А потом передумала. (Хочет идти.)
Б а к л а н о в. Погодите. Я вас обидел?
Л е б е д е в а. Вы? Меня? Нисколько.
Б а к л а н о в. Какая же причина?
Л е б е д е в а. Никакой. Подумала, и вдруг мне стало... неинтересно. Теперь вы меня пустите? (Убегает.)
Бакланов остается на месте. Он настолько поражен, что
не слышит, как подошла Ершова.
Е р ш о в а. Товарищ капитан третьего ранга...
Б а к л а н о в (очнулся). Вы что, Ершова?
Е р ш о в а. Завтракать идите.
Б а к л а н о в. Не пойду.
Е р ш о в а. Что же - совсем кушать не будете?
Б а к л а н о в. Не буду.
Е р ш о в а. Я сюда принесу. Хотите ешьте, хотите нет.
Б а к л а н о в. А что там у вас?
Е р ш о в а. Омлет.
Б а к л а н о в. К черту омлет. Стакан водки и хвост селедки. (Пауза.) Ну! Быстро!
Е р ш о в а. Водки не дам.
Б а к л а н о в. Ершова! В своем уме? (Он даже оглянулся, не слышит ли кто-нибудь.)
Е р ш о в а. Не дам с утра. Что хотите делайте.
Б а к л а н о в. Посажу.
Е р ш о в а. Сажайте.
Б а к л а н о в. Выполняйте приказание!
Ершова не двигается.
Собирайте барахло и скажите Столярову, пусть выпишет вам документы. Чтоб сегодня же...
Е р ш о в а. Так? Ну, хорошо. Пейте. Литр вам сейчас принесу.
Б а к л а н о в. Осатанела. (Махнул рукой.) Природа - она всегда скажется.
С т о л я р о в (вернулся). Какая природа?
Б а к л а н о в. Женская. Уж это точно. Женщина может хоть целый год притворяться матросом, а в один прекрасный день ее все-таки прорвет. Только ахнешь. Ну, скажи - за что она меня обидела?
С т о л я р о в (засмеялся). Кто? Ершова?
Б а к л а н о в. Кой черт Ершова! Доктор. За что, а?
С т о л я р о в (уклончиво). Откуда же я про это могу знать?
Б а к л а н о в. Ни черта не понимаю. Вчера сидели допоздна, толковали по душам, вот как сейчас с тобой. За разговором-то, признаться тебе, я и задремал. Уморился за день, ну и развезло в тепле. Может, оно и невежливо, так она же не кисейная барышня, свой брат-балтиец, по человечеству-то можно понять? Наутро - будто норд-ост подул. Не смотрит, не говорит. А на прощанье так отрезала, что до сих пор во мне все горит, будто меня кто при целом флоте за уши оттаскал. За что?
С т о л я р о в. И впрямь, выходит, не за что.
Б а к л а н о в. Ты что же - не веришь мне? Больше, хоть убей, ничего такого не вспомню. Ну, как, по- твоему, могу я так, здорово живешь, хорошего человека обидеть?
С т о л я р о в. Можешь.
Б а к л а н о в. Что?
С т о л я р о в. Ты спросил, я и ответил.
Б а к л а н о в. Вот как мы заговорили? (Погрозил ему пальцем.) Я знаю, откуда у тебя это самое. Слышал, поговаривают уже - занесся, мол, Бакланов, зазнался... Врете. По себе судите. Я каков был, таков и есть.
С т о л я р о в. Точно.
Б а к л а н о в. Ты это словно в укор говоришь.
С т о л я р о в. Ты-то прежний, да спрос с тебя не прежний. И власть большая дана. Ушибешь - не заметишь.
Б а к л а н о в. Что же я, по-твоему, - хуже стал?
С т о л я р о в. Нет, не хуже. Просто ты сам себя никак догнать не можешь.
Б а к л а н о в. Постой, как ты сказал? Нет, не понял. Больно мудрено. А иди ты к богу в рай. Поучать меня захотел?
С т о л я р о в. И в мыслях не было. (Встал.) Разрешите быть свободным?
Б а к л а н о в. Егор, не зли меня. Не выводи из себя. Почему это - как с людьми по-хорошему, они же над тобой смеются? И она надо мной посмеялась... Погодите, вы еще у меня попляшете. Ершова!!!
С т о л я р о в. Я пошел.
Б а к л а н о в. И уйди к черту. Не вводи в грех.
Столяров отошел, оставив Бакланова в мрачном
раздумье. Он не замечает, как подошла Ершова, молча
поставила перед ним поднос с селедочницей и неполным
стаканом водки и так же неслышно ушла. Пауза.
Бакланов заметил стакан, взял в руки, с отвращением
понюхал и поставил обратно. Затем оглянулся на
Столярова, сидящего с деланно безразличным видом на
подоконнике дежурной комнаты, и поманил его к себе.
С т о л я р о в (подошел). Слушаю, товарищ капитан третьего...
Б а к л а н о в (обнял Столярова за плечи, пристально посмотрел в глаза, прижал к себе и поцеловал. Затем сразу повеселел. Завопил радостно). Ершова! (И когда та появилась на крыльце.) Заберите это все. Давайте сюда свой омлет. Быстро.
Е р ш о в а (ее голос дрожит). Да уж он простыл, наверно. Подогреть?
Б а к л а н о в. Не надо. Стойте. Что я вам еще хотел сказать? Да! Это вы нашивки мне перешили? Ясно. Очень красиво. Прямо замечательно. Спасибо, Маруся.
Занавес
Действие третье
Вечер того же дня. Просторная скупо обставленная
комната в строении дачного типа. Стол, пара стульев,
кожаная кушетка, стеклянная горка с хирургическими
инструментами. Это кабинет главного врача. Только
кресло-качалка и изящные занавески несколько нарушают
этот суровый стандарт и говорят о стремлении создать
некоторый уют.
Окна и стеклянная дверь выходят на открытую террасу.
Другая дверь, маленькая, выкрашенная в белую краску,
соединяет кабинет с приемным покоем. За столом
Лебедева. Она в белом халате и такой же косынке.
Левин слегка покачивается в кресле. На нем
белоснежная рубашка, твердый воротничок и черный
шелковый галстук. Его тужурка висит на спинке стула.
Сумерки. Снаружи доносятся звуки гитары и приятный
мужской голос. Затем раздается треск, переходящий в
пыхтение, и дрожащим светом вспыхивает настольная
лампа.
Л е б е д е в а (быстро выключила лампу). Придется опустить шторы.
Л е в и н. Обидно. Хороший вечер.
