сему виновниками
- сошка маленькая
или крупный кит,
разорвем
сплетенную чиновниками
паутину кумовства,
протекций,
волокит.
'Протекция'
Скольким идеалам
смерть на кухне
и под одеялом!
'Вместо еды'
Горькая укоризна звучит в 'Письме писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому':
И Вы
в Европе,
где каждый из граждан
смердит покоем,
жратвой,
валютцей!
Не чище ль
нам воздух,
разреженный дважды
грозою
двух революций!
Бросить Республику
с думами,
с бунтами,
лысинку
южной зарей озарив,
разве не лучше,
как Феликс Эдмундович,
сердце
отдать
временам на разрыв.
Здесь
дела по горло,
рукав по локти,
знамена неба алы,
и соколы
сталь в моторном клокоте
глядят,
чтоб не лезли орлы.
Делами,
кровью,
строкою вот этою,
нигде
не бывшею в найме,
я славлю
взвитое красной ракетою
Октябрьское,
руганное и пропетое,
пробитое пулями знамя!
Мне кажется, что в мировой поэтической литературе Маяковский навсегда останется недосягаемой вершиной, и никто не сможет повторить его воистину титанический труд по добыванию 'драгоценных слов из артезианских людских глубин'.
Но как
испепеляюще
слов этих жжение
рядом
с тлением
слова-сырца.
Эти слова
приводят в движение
тысячи лет
миллионов сердца. 10
Уже перед своим преждевременным уходом Маяковский в последний раз обращается к нам, подводя итоги своей поэтической работе в суровом и торжественном вступлении к поэме 'Во весь голос' (1930 г.), оставшейся незаконченной.
Слушайте,
товарищи потомки,
агитатора,
горлана-главаря.
Заглуша
поэзии потоки,
я шагну
через лирические томики,
как живой
с живыми говоря.
В последний раз поэт напоминает о своей тяжелейшей доле 'ассенизатора и водовоза, революцией мобилизованного и призванного', напоминает о том, что ему 'и рубля не накопили строчки', напоминает о своей самоотверженной работе над плакатами, лозунгами, в 'Окнах РОСТА':
Для вас,
которые
здоровы и ловки,
поэт
вылизывал
чахоткины плевки
шершавым языком плаката.
В последний раз Маяковский принимает итоговый парад своего громадного поэтического наследия:
Парадом развернув
моих страниц войска,
я прохожу
по строчеаному фронту.
Стихи стоят
свинцово-тяжело,
готовые и к смерти
и к бессмертной славе.
Поэмы замерли,
к жерлу прижав жерло
нацеленных
зияющих заглавий.
Оружия
любимейшего
род,
готовая
рвануться в гике,
