влекло в одну сторону, а половину в другую.
— Нравится? — спросил голос.
— Еще как, — превозмогая боль, сказал Хантер. — А нельзя ли сделать так, чтобы меня влекло в другую сторону?
— Можно, — любезно сказал голос.
Теперь половину его влекло вверх, а половину вниз. Это было еще больнее.
— Нравится? — снова спросил голос.
— Не очень, — честно признался Хантер. — Может быть, можно сделать так, чтобы мои половину влекло навстречу друг другу?
— Почему бы и нет?
Он так и сделал.
В результате половины Хантера наконец-то привлекло друг к другу.
И это было хорошо. До тех пор, пока его половины так сильно не привлекло друг к другу, что они не стали друг друга сминать и схлапывать. Это схлапывание длилось до тех пор, пока на месте Хантера не возникла черная дыра.
— Спасите! — закричал голос, которого стало затягивать в дыру.
— А, ты думал это так легко и просто? — ухмыльнулся Хантер, превратившийся в черную дыру. — Нет, все еще только начинается.
Какой же это сон, в котором все, едва начавшись, тотчас же заканчивается?
Все и в самом деле едва лишь начиналось...
Хантер спал. Он путешествовал по мирам и измерениям сна. Во сне, его рука шевельнулась и пепельница, рассыпая окурки, упала на пол.
Хантер не проснулся. Такие сны как этот снились ему редко, и он рассчитывал продлить удовольствие как можно дольше.
8
Возчик опять пел свои дурацкие песни.
Лисандра пошевелилась в ящике и подумала, что устраивая себе небольшое развлечение в гостинце, совсем забыла сделать одну вещь. Кое-кому перервать горло.
«И как он мне там не попался? — уже в который раз задавала она себе один и тот же вопрос. — Где этот пес смердящий, прятался?»
Единственным утешение для нее было, то что через пару-другую часов все это закончится навсегда. Она прибудет туда, куда и хотела попасть, в город Хантера.
Возчик, между тем, затянул песню о прекрасном мельнике, который так хорошо молол пшеницу, что в него влюбилась бедная пастушка.
Как и положено пастушкам, она была набитой дурой, и конечно же, рассказала своей подруге — молочнице о том, как хорошо молодой мельник мелет пшеницу. После этого молочнице ничего не оставалось как влюбиться в мельника. Она рассказала об этом своей знакомой шелкопряхе. Та тоже влюбилась и тоже рассказала. Следующей была пирожница. Потом — гувернантка. Вслед за ней — учительница танцев. Далее — шляпница. Короче, всего их набралось тридцать девять, тех кто влюбился в мельника. В самом конце к ним присоединилась сороковая — герцогиня. Когда их набралось ровно сорок, девицы всем кагалом явились на мельницу и предложили прекрасному мельнику свою любовь.
Глупый мельник вместо того чтобы пользоваться своим счастьем, наговорил кучу разной чепухи и сообщил, что не может из них выбрать достойную.
Девицы жутко расстроились и в знак печали утопив прекрасного мельника в пруду, разошлись по домам, оплакивая свою тяжелую участь.
Лисандра представила как вонзает клыки в горло возчика и ей стало несколько легче. Она сожалела только о том, что слишком сыта, и не может представить это еще более реально.
А возчик пел и пел. Скрипели колеса фургона. Весело перекрикивались в кронах деревьев птицы. Встречные всадники и пешеходы желали возчику доброго здоровья. Тот желал им здоровья в ответ. Лисандра желала, чтобы он прямо сейчас, сию же минуту окочурился. И все это длилось бесконечно долгое время.
Пока, наконец, не настал вечер.
Вампирша прикинула, что эта ночь должна быть ночью добилни. Для ее целей это подходило вполне. По крайней мере, на улицах не будет детей и женщин, а стало быть, станет поспокойнее. Собственно, они-то и представляли для вампирши наибольшую опасность.
«Все правильно, — подумала она. — Конечно, мужчины на улицах попадаться будут, поскольку добилни для них не опасны, но с ними справиться легче. Они менее внимательны.»
Тут она подумала, что сама принадлежит к женскому полу, но тут же едва не рассмеялась.
Нет, уж кому-кому, а ей добилни не опасны вовсе. Все-таки — она вампирша.
Между тем, возчик не сильно-то и торопился. Солнце уже зашло, а они все еще не подъехали к месту назначения. Единственным плюсом было то, что он перестал петь.
Когда в течении пяти минут он не издал не звука, Лисандра облегченно вздохнула. Наконец- то...
Она поерзала в своем ящике и почти уже собралась поднять его крышку, но передумала. Конечно, можно было бы покинуть фургон прямо сейчас, но существовала вероятность, что до города еще далеко.
Она ограничилась тем, что открыла защелку, чтобы иметь возможность, в случае чего, одним толчком откинуть крышку и выпрыгнуть наружу. Сделать это она рассчитывала тогда, когда фургон подъедет к городу.
И просчиталась. Такой ошибки она не позволяла себе совершать уже давно. Виной всему был возчик, который весь день донимал ее песнями, не давая хорошенько заснуть. Кроме того, прошлой ночью она несколько переусердствовала. Два человека за один раз было для нее многовато. Короче, перевернувшись на спину, она полежала спокойно пару минут, и конечно же, вполне благополучно заснула.
Да так крепко, что проснулась лишь тогда, когда фургон подъехал к почтовой станции...
Она проснулась.
Возле фургона разговаривали два человека. Один из них был возчик, она это определила сразу. А вот, кто же второй?
Лисандра прислушалась.
— Стало быть, у тебя для нас только две посылки? — спрашивал незнакомец.
— Угу, две... понимаешь ли... — говорил возчик. — Вот они, рядышком лежат, обе. Забирай к чертовой бабушке. Мне, понимаешь ли, отдыхать пора, в гостиницу надо, пока они ворота не закрыли.
— Да ты не волнуйся, — говорил незнакомец. — Сегодняшняя ночь всего лишь ночь добилни. Ты на них совершенно не похож. Так что, тебя в гостиницу пустят обязательно. В любое время. Значит, говоришь, вот эти две?
Моментально сообразив что произошло, Лисандра обругала себя последними словами.
«Похоже, это все-таки почтмейстер. Стало быть, мы на почтовой станции. А я — дура, которая проспала все на свете, — сказала она себе. — Просто, набитая дура.»
Впрочем, не все еще было потеряно. Она прикинула, что возчик, скорее всего, потом поедет в гостиницу. Адрес на ее ящике гласил, что его должны доставить в город, который находится на пару перегонов дальше, чем тот в котором она рассчитывала его покинуть.
Стало быть, он останется в фургоне. Как водится, на ночь, фургон возчик разгружать не будет и оставит его под открытым небом. Вот тогда она и выберется наружу.
«Надо будет, только, не забыть нагрузить этот ящик чем-то тяжелым, чтобы завтра утром, по какой-нибудь случайности, возчик не обратил внимание на то, что он значительно полегчал, — подумала
