Это чувство бессилия, разочарования, однако, быстро улетучилось. Трое суток спустя Джино, отпущенный из больницы, был обнаружен мертвым, в луже крови, в двух шагах от своего дома.
Де Лука сообщил об этом комиссару по телефону.
- В него всадили по крайней мере две пули. Патруль, который оказался поблизости, у театра Верди, приехал сразу же. Они ждут нас, - сказал Де Лука без особого энтузиазма.
Его можно было понять: опять бессонная ночь, - но Амброзио об этом не думал. Он думал о калибре пуль, уложивших Джино, и прикидывал, не из того ли они выпущены пистолета, из которого стреляли у кладбища и под яблоней на улице Таджура.
Старый завод с наполовину замурованными окнами без единого целого стекла, ржавые железные конструкции, моросящий дождь, тело, прикрытое темным полотнищем... И чугунная усталость, когда хочется только одного - забиться куда-нибудь в угол и уснуть.
Амброзио отвернул край полотнища, постоял, рассматривая мокрое от дождя лицо, прилипшие ко лбу волосы, еще открытые глаза, закованную в гипс руку на груди. Вид руки в гипсе вызывал острое чувство жалости.
Рядом окруженная людьми молодая женщина сквозь слезы повторяла:
- Я его уговаривала не выходить, я его уговаривала... Потом он пошел домой к этой женщине, матери Джино. Она не хотела оставлять тело сына, и комиссару удалось увести ее лишь тогда, когда пришла машина из морга. Двор, выложенный плиткой, с двумя параллельными каменными дорожками для проезда грузовиков, в бледном свете неоновых фонарей сохранял облик вековой старины. Напротив стояло здание с закругленными окнами - архитектура начала столетия. Кованая калитка открывала проход к одноэтажному дому, бывшей сыроварне, справа темнела куча металлических прутьев, а дальше, в углу двора, отгороженного от улицы красной кирпичной стеной, росли две березы, которые угадывались по светлым стволам.
- Джино никогда меня не слушал, и вот теперь... Женщина сбросила накидку, повесила на спинку стула мокрое пальто и закашлялась, вздрагивая узкими плечами. Надя Широ усадила ее на голубой диван, занимавший часть комнаты, уставленной металлическими стеллажами с книгами по искусству, журналами, трубками чертежной бумаги и кусками ткани.
Амброзио прошел к столику, заставленному тюбиками красок, кисточками и карандашами. Возле окна с венецианскими шторами стоял еще один стол, с наклонной доской, как у инженеров или чертежников. Стулья из прозрачного пластика, на стенах оклеенные пробковыми полосками рекламные плакаты, среди которых знаменитая реклама минеральной воды Джомми: подмигивающий глаз. Он видел ее, эту рекламу, вдоль бульваров Турина, когда учился в школе; фургоны с водой Джомми еще перевозились лошадьми в повозках, похожих на цирковые кибитки.
- Чем вы занимаетесь?
Женщина посмотрела на него, как будто только что заметила. Она была маленькая и хрупкая, с большими заплаканными глазами, гладкими длинными волосами, тонким лицом и некрашеными, но хорошо очерченными губами; на длинной шее темнели две родинки.
- Расписываю ткани для швейных фирм в Комо.
- Сколько было вашему сыну?
- В июне исполнилось бы восемнадцать.
- А отец?
- Мы всегда жили только вдвоем. Он носит.., носил мою фамилию. - Она вытерла глаза. - Мы жили прекрасно. Да, нам было хорошо вместе. До недавнего времени, пока... Два года назад я его потеряла.
- А что случилось?
- Джинетто изменился почти внезапно. Не хотел учиться. Я посылала его в школу, тут совсем рядом, а он не ходил, пропускал уроки, дни напролет просиживал в баре с бездельниками, которые были старше его.
Надя рассматривала лоскуты материи, разложенные на столе: 'Очень красивые', - заметила она.
- Я хотела, чтобы он научился рисовать, в детстве у него получалось прекрасно.
Она встала, сняла со стены картинку - дом и два деревца.
- Он нарисовал это в семь лет. Видите луну? Женщина явно гордилась этим наивным и по-детски беспомощным пейзажем, на котором внизу было красиво написано чернилами: 'Маме от ее Джино к Новому году. Целую и желаю самого лучшего'.
- Несколько дней назад произошла скверная история, вы знаете, около вокзала Гарибальди. Она стоила жизни невинному человеку. - Амброзио старался говорить тихо, не торопясь. - Ваш сын вел мотороллер, на котором сидел еще один, некто...
- Пиппо, я знаю. Они одногодки, но Пиппо уже совсем как взрослый. Хулиган, пьянчужка. Это из-за него все наши беды. Его тут все знают.
- Как и его отца, надо думать? Она утвердительно кивнула головой.
- Отец осужден, - добавила Надя, - за вооруженный грабеж. Специалист по банкам.
- Почему ваш сын сегодня вышел из дому? - спросил Амброзио. - Он ведь находился под домашним арестом.
- Джинетто позвонили. Примерно в пять часов.
- Позвонили?
- Я не поняла, кто ему звонил, знаю только, что после звонка он очень расстроился. Я спросила, что случилось, но он не ответил и ушел в свою комнату. Конечно, нельзя было оставлять его одного, но мне необходимо было выйти купить кое-что к ужину. - Она показала на целлофановый мешок на белом столике, в котором угадывалась буханка тосканского хлеба.
- Вас долго не было?
- Четверть часа, не больше. Когда я пришла, он уже ушел. Я ужасно заволновалась именно потому, что ему строжайше запретили выходить, вы же знаете. 'Снова влипнет в какую-нибудь историю', - подумала я. И выбежала на улицу, забыла даже взять зонтик. Потом услышала полицейскую сирену, увидела всех этих людей под фонарем... - Она прикрыла рукой глаза. - У меня сразу возникло предчувствие, я уже знала, что на земле, в крови, под дождем мой сын, мой мальчик...
В тишине ярко освещенной квартиры слышался глухой шум холодильника, из соседней комнаты доносился голос Мерилин Монро, которая пела 'Бай, бай, бэби'. По странной ассоциации Амброзио вспомнился коктейль, который назывался 'Невада', с темным и крепким ромом, бар по улице Верди, куда он ходил перед тем, как встретить Эмануэлу.
- Видимо, его испугал звонок. - Надя Широ держала в руках лист ватмана с рядами малюсеньких желтых, оранжевых и коричневых грибков.
- Возможно. Теперь и я об этом думаю.
- А после того, как он вернулся из больницы, ему никто не звонил?
- Какая-то его подружка, кажется.
- Пиппо не объявлялся?
- Нет.
- Какие чудесные грибочки! - Наде захотелось хоть на мгновение отвлечь несчастную женщину.
- Их напечатают на ткани для детских рубашечек. Я сделала серию яблок: зеленые и красные, с листьями и без.
- Газеты много писали об ограблении жены хозяина траттории. Некоторые полностью назвали имя и фамилию вашего сына, хотя обычно указывают только инициалы.
- Имя и фамилию... Они напечатали даже наш адрес, все знали, где мы живем, - с горечью проговорила женщина. - Я все ждала, когда начнут камнями бить окна...
- Где вы родились?
- В Лукке. Училась во Флоренции, жила в Тоскане, пока не родился Джино, потом переехала в Милан. Хотела писать картины, но нужно было кормить ребенка.
- Дружок вашего сына, наверное, живет поблизости?
- Около театра, дом напротив или соседний, не знаю точно.
- Кто-нибудь придет побыть с вами? - спросила Надя.
- Думаю, что да. Надеюсь, что придет.
