послышался лай, потом чьи-то шаги, потом голос:
- Кто там?
- Во имя отца и сына и святаго духа... Странников принимаете?
Калитка распахнулась.
- Заходи, заходи! - прикрикнула Раиса на Таню и толкнула во двор.
- Аминь, - сказал впустивший их мужчина и захлопнул калитку.
На цепи прыгал лохматый пес, гавкал и злился, не обращая внимания на окрики хозяина.
Тот склонил голову перед Раисой, а на Таню бросил пытливый взгляд.
- Послушница моя, - лаконично пояснила Раиса.
- Виктор Фролович, - представился хозяин.
- Брат Виктор, - поправила Раиса.
Он сравнительно молод, пожалуй, нет тридцати, но брюшко уже выпирает, румяные щеки лоснятся, точно смазаны салом, только серые глазки шныряют, как у голодного зайца.
- Надолго, мать? - не удержался он от вопроса.
- Как поживется, - неопределенно ответила Раиса. - Странников нет?
Виктор Фролович поморщился:
- Живет одна, прошлогодняя.
- Не вздумай вместе поселить, - распорядилась Раиса.
- Зачем же...
Он повел их в дом, через комнату, где у окна сидела моложавая женщина с пухленькой девочкой на коленях. Возле них стояла рыженькая девушка.
Таня догадалась: у окна - жена, а стоит - та, 'прошлогодняя', как назвал ее Виктор Фролович.
Обе бросили на вошедших любопытный взгляд, но хозяин тотчас провел прибывших в темный коридор, пошарил у стены, толкнул раздвижную дверь, и гостьи очутились в своем временном обиталище.
Комната не комната, чулан не чулан. Нечто такое, где можно находиться и в то же время оставаться как бы не существующим для любого неосведомленного посетителя.
Деревянная скамья, сложенная раскладушка и стул - вся обстановка их нового обиталища. Тане оно представилось унылой щелью, но Раисе, прятавшейся на своем веку в завалинках, в ящиках, в канавках и чуть ли не в печных трубах, жилище казалось вполне комфортабельным.
Здесь-то и поселились инокиня и ее послушница.
Большую часть времени они проводили в молитве, да еще время от времени Раиса вела с Таней душеспасительные беседы. Только странничество угодно богу, доказывала она, а жизнь обычная, какую ведет большинство людей, грозит погибелью...
- А как же брат Виктор? - удивилась Таня. - У него дом, жена, дочка...
- Так он видовой, - раздраженно ответила Раиса. - Какая ты беспонятная! Живет для прикрытия божьего дела.
Таня изредка покидала отведенную им с Раисой конуру, выбегала во двор, даже бродила по огороду.
Жену и дочку Виктора Фроловича видела ежедневно, а рыженькую девушку встретила еще лишь один раз. Появилась Раиса и так цыкнула на девушку, что та сразу точно растворилась в воздухе. Раиса утверждала, что всякий, кто готовится принять крещение, подобно Христу, должен сорок дней и ночей провести в одиночестве.
Сама Раиса то совещалась о чем-то с Виктором Фроловичем, то куда-то исчезала, то что-то обозревала в огороде - не в пример своей подопечной вела деятельную беспокойную жизнь.
Неожиданно она сообщила, что уезжает на несколько дней в Москву.
Таня растерялась:
- А я?
- Молись да поменьше толкись на людях.
Не хотелось Тане оставаться под присмотром Виктора Фроловича, но он почти не обращал на нее внимания, разве только кормил получше, чем при Раисе: то каши даст с маслом, то сахару с хлебом и кипятком.
Раиса вернулась через два дня в необычно хорошем настроении.
- Теперь скоро, - сказала она.
- Что скоро? - спросила Таня.
- Вознесешься на крыльях благодати к престолу господа, - загадочно ответила мать Раиса.
Встали до света. Сонная Раиса толкнула Таню ногой. Старуха спала на широкой деревянной лавке, прямо на доске, без подушки - 'инокиня я, а видишь, как изнуряю плоть'. Таня рядом, на раскладушке, тоже ничем не застланной. Таня вскочила. Раисе еще дремалось, не хотелось вставать. Минуту нежилась, встала и тут же принялась отбивать поклоны. Таня догадалась: сама на себя наложила епитимью. Таня молчала, ждала приказания. Раиса оглянулась:
- Чего пнем стоишь?..
Таня опустилась на колени.
- Господи... господи... помилуй мя...
Они долго кланялись перед иконой. Внезапно Раиса встала. Сегодня она была в каком-то приподнятом состоянии.
- Пора.
- Что пора? - невольно спросила Таня.
- Молись, молись, - рассердилась старуха. - Много будешь знать, скоро состаришься.
Тане вдруг стало весело.
- Скорей инокиней стану...
- Охальница! Наказать бы, да день больно уж посвященный...
Сдула с Тани веселье.
Вышли во двор. Восток занимался зарей - рыжей, желтой, тревожной, точно небо подпалили понизу спичкой. По двору шел Виктор Фролович, нес от ворот ведро с водой. Не опуская ведра, поклонился Раисе.
- Благослови, матушка.
- Господь с тобой. Откуда носишь?
- Из колонки.
- А где у тебя дождевая?
- В бочке.
- Пора, - сказала Раиса.
- Слушаю, матушка. - Виктор Фролович обернулся. - Только придется пособить.
Раиса засеменила в огород.
На краю огорода, за грядкой с картошкой, в тени ракитовых кустов - яма, на дне темнеет бурая стоячая вода. Таня еще в день приезда, бродя по огороду, наткнулась на яму. Подумала - для полива.
Раиса остановилась перед ямой.
- Бочку у сарая видела? - спросила она. - Придется перетаскать воду.
Тут Таня поняла, что значит 'пора', и ей стало страшно. Не радостно, а страшно, вопреки тому, чему учила Раиса. Сегодня ее будут крестить... Что-то сдавило ей горло.
- Видела, - покорно шепнула Таня.
- Это тебе урок. - Раиса пальцем ткнула девушку в бок. - Исполняй.
Таня принялась перетаскивать воду.
Вода точно уходила под землю, яма была какая-то проваленная. Урок Таня выполнила только к полудню.
- Теперь иди молись, - наказала Раиса. - Обеда тебе сегодня не положено, готовься.
Таня ушла в каморку, встала на колени, твердила молитвы. Голова кружилась, есть не хотелось, непонятная слабость разлилась в теле, казалось, будто она уходит от самой себя.
Вспомнилось все, что недавно было ее жизнью: Москва, мать, школа и... Нет, нет, больше никого не хотела она вспоминать. Все ушло, ушло и никогда не вернется.
