На далеком горизонте возник дым.
'Не спит старик, скучает. Вот и славно'.
Он давно знал этот остров-вулкан Средиземноморья, напоминавший голову диковинного животного, высунувшегося из воды и сердито фыркающего через каждые десять-двадцать минут.
Стромболи с его почти километровым конусом - на первый взгляд угрюмый, с плоской закопченной вершиной и черными засыпанными пеплом склонами, с огромным пятижерловым кратером, разрушенным на северо-западе, - многие тысячи лет прятал в своем магматическом очаге живой и острый разум.
Себе подобных Смерч различал по электромагнитной ауре, которая, как правило, всегда клубилась вокруг работающего сознания. Общались они мысленно, только в пределах аур, при их соприкосновении, поэтому до появления Смерча и Стромболи и Теплое Течение, и Байкал с Айсбергом считали, что они одни в своем роде и обречены на вечное одиночество.
Контакт сознании пришел, как обычно, после мягкого упругого толчка, от которого все естество Смерча на миг как бы замерло, насторожилось.
- Бродяга, ты здесь? Наконец-то!
Стромболи на радостях выбросил с полсотни вулканических бомб и струю горячего газа.
- Ты забываешь друзей, Бродяга. Наведываешься раз в сто лет.
- Не ворчи, старая печка. Последний раз я прилетал к тебе в гости весной. Еще лава не остыла, которой ты тогда плевался.
- У меня свой календарь. И я утверждаю: тебя не было тысячу лет.
Вулкан замолчал. Смерча пронзило острое чувство тоски, исходившее от приятеля.
- Как я тебе завидую, Бродяга, - отозвался наконец Стромболи. - Ты везде бываешь, все видишь. А тут... Море, корабли, птицы. Вот и все. Еще горстка людей, которых я не понимаю. Как по мне, так муравьи более гармоничные создания, чем эти беспокойные и бестолковые люди.
- Зато тебе никто не мешает думать.
- К чему все это? Жизнь без общения, без деятельности - бессмысленна, возразил Стромболи. - Ты представь на мгновение, каково мне - всегда все в себе, в себе... Все повторяется, идет по кругу. Я проклинаю тот миг, когда узоры огня сложились во мне так, что осознали самое себя.
- Еще бы... - грустно пошутил Смерч. - С твоим итальянским темпераментом - и оставаться неподвижным...
- Ум приводит за собою чувства. Это плохо. Мы все погибнем от мелких страстей, если не научимся управлять собой. Если не обратимся к чистому разуму...
Эта мысль перекликалась с тем, чем жил теперь Смерч, что привело его к другу - поделиться, немедленно поделиться своей радостью! Она и подкупала его, и пугала. Неужто все так безнадежно? И разве все человеческие страсти - мелкие?
- Что ты знаешь о любви, старина? - спросил он у Стромболи.
- Я так и думал! Вместо того чтобы рассказать, сколько крыш сорвал, кораблей потопил, он пристает к старому повелителю земли и огня с глупыми вопросами. Тебе захотелось размножаться - отпочкуй от себя маленький смерч, и дело с концом.
- Я серьезно спрашиваю.
- Любовь - это выдумка людей. Такова их биологическая природа.
- Они называют это чувство духовным. Получается, что мы тоже... Например, я люблю тебя, хотя ты - старая ворчливая печка. К тому же прогоревшая и вонючая.
- Мы одиноки в этом мире, поэтому и любим друг друга. Но не станешь же ты утверждать, что тебе нравится какое-нибудь безмозглое красивое облако.
- Нет. Я полюбил человека. Женщину.
Стромболи от неожиданности поперхнулся огнем и дымом. Из жерла его выплеснулось озерцо расплавленного базальта.
- И это после всего того, что случилось с твоим отцом?
- Да. Тебе надоела неподвижность, а мне - вечное движение. Теперь у меня есть существо, к которому я мысленно привязан. Мы даже немного похожи. Она такая порывистая, свободная...
- Ты плохо кончишь, Бродяга. Вы слишком разные. Ты забываешь, что ты стихия. Ты веками крутишься среди людей и невольно начинаешь уподобляться им. Ничего доброго из этого не получится... - Вулкан помолчал, затем добавил: - Возле меня раньше жило несколько тысяч человек. Теперь осталось триста. Остальных я разогнал своим ворчанием и нисколько об этом не жалею. Их бессмысленная суета раздражает меня. Что это за разум, который горит в лучшем случае полета лет? Искра, а не огонь.
- Ты сам говорил: мы разные. И все-таки именно они - хозяева планеты. Они тем и прекрасны, что за такую крохотную жизнь так много успевают. Я Смерч, но они живут быстрее меня.
- Ты прилетел за советом?
- Нет. Поделиться радостью.
Они на некоторое время замолчали, и никому из людей, опасливо поглядывающих на огромную тучу, которую вдруг пригнало к их острову, и в голову не могло прийти, что сейчас о них говорит сама природа.
- У меня неплохо развито воображение, - наконец сказал Стромболи. Вулкан старался не проявлять свои эмоции, но Смерч чувствовал, что он волнуется. - Когда сидишь в горе, как джинн в бутылке, то тебе только и остается - воображать. Так вот. Я не знаю, что такое любовь, однако, как-то пытался представить себе эту штуковину...
- Ты? - удивился Смерч.
- Нет в мире таких вещей, о которых бы я не думал. Кроме того, давным-давно случилась смешная история... Я тогда еще берег свои склоны чего только не росло на них. И люди, хотя и побаивались меня, не обходили эти леса - охотились, собирали дикие фрукты. Как-то возле старого русла, по которому обычно шел лавовый поток, устроилась парочка влюбленных. Именно в тот вечер я ожидал извержения - давление магмы достигло критического предела. Эти голубки ворковали всю ночь напролет, а я, старый дурень, слушал их любовные бредни и из последних сил сдерживал в себе магму - они бы сгорели живьем, начни я избавляться от излишков базальтового расплава. Утром я не выдержал: слегка рыкнул, тряхнул землю. И тут мужчина, который всю ночь клялся женщине в вечной любви, бросил ее на произвол судьбы и удрал. Он так быстро бежал, что чуть не разбился на горной тропе...
- Ты говорил, что пробовал представить себе и это чувство, - перебил Стромболи Смерч.
- Пробовал, - ответил вулкан. - Это все несерьезно. Чувства требуют проявлений. Ну а что я могу? Забросить все свои 'бомбы' на Луну? Отлить из магмы корону? Бред. Да и кого, кого мне любить? Разве что воду, которая меня окружает? Я пробовал. Она, увы, шипит и испаряется.
- И все же? Что бы ты сделал, если бы полюбил?
- Не знаю. - Стромболи задумался. - Наверно, взорвался бы от радости.
- Какой ты большой, старый и глупый, - ласково сказал Смерч. - Мне пора улетать. Ночью воздух тяжелее - не хочется тащиться до утра.
Они наскоро обменялись информацией, как делали много раз раньше, и Смерч попрощался с приятелем.
- Береги себя, - попросил Стромболи, когда их ауры начали разъединяться. - Нас мало. Мы очень одиноки и нужны друг другу. Нельзя, чтобы в мире остались одни слепые и неуправляемые стихии...
Смерч уносился на юго-запад.
Вскоре его догнало раскатистое погромыхивание.
Над кратером Стромболи стоял столб дыма, сверкали языки пламени. Старик то ли расстроился, то ли салютовал таким образом безумной затее своего ветреного друга.
Они допили сок, и репортер ушел.
Не успела Мария прочесть несколько страниц, как заявился Маленький Рафаэль.
- Извини, если помешал тебе, - сказал он, заметив возле шезлонга книгу и пустую бутылку. - У тебя нет телефона, а я беспокоюсь... Как ты себя чувствуешь?
- Узнаешь завтра из местной курортной газеты. - Мария вновь села в шезлонг и решила до обеда больше не подниматься ни под каким предлогом. Мне два часа морочил голову один дохленький корреспондент, Только что ушел.
