– Слушай, да какой он псих?! Нормальный человек. Сначала жрать хотел, а теперь ему бабу подавай. Да еще разрядницу… Мужик со вкусом… Я бы тоже не отказался…
Контролер передал мне документы. Мы вышли на крыльцо. Чурилин спрашивает:
– Как тебя зовут?
– Доремифасоль, – ответил зэк.
Тогда я сказал ему:
– Если вы, действительно, ненормальный – пожалуйста. Если притворяетесь – тоже ничего. Я не врач. Мое дело отвести вас на Иоссер. Остальное меня не волнует. Единственное условие – не переигрывать. Начнете кусаться – пристрелю. А лаять и кукарекать можете сколько угодно…
Идти нам предстояло километра четыре. Попутных лесовозов не было. Машину начальника лагеря взял капитан Соколовский. Уехал, говорят, сдавать какие-то экзамены в Инту.
Короче, мы должны были идти пешком. Дорога вела через поселок, к торфяным болотам. Оттуда –мимо рощи, до самого переезда. А за переездом начинались лагерные вышки Иоссера.
В поселке около магазина Чурилин замедлил шаги. Я протянул ему два рубля. Патрульных в эти часы можно было не опасаться.
Зэк явно одобрил нашу идею. Даже поделился на радостях:
– Толик меня зовут…
Чурилин принес бутылку 'Московской'. Я сунул ее в карман галифе. Осталось потерпеть до рощи.
Зэк то и дело вспоминал о своем помешательстве. Тогда он становился на четвереньки и рычал.
Я посоветовал ему не тратить сил. Приберечь их для медицинского обследования. А мы уж его не выдадим.
Чурилин расстелил на траве газету. Достал из кармана немного печенья.
Выпили мы по очереди, из горлышка. Зэк сначала колебался:
– Врач может почувствовать запах. Это будет как-то неестественно…
Чурилин перебил его:
– А лаять и кукарекать – естественно?.. Закусишь щавелем, и все дела.
Зэк сказал:
– Убедили…
День был теплый и солнечный. По небу тянулись изменчивые легкие облака. У переезда нетерпеливо гудели лесовозы. Над головой Чурилина вибрировал шмель.
Водка начинала действовать, и я подумал: 'Хорошо
на свободе! Вот демобилизуюсь и буду часами гулять по улицам. Зайду в кафе на Марата. Покурю на скамейке возле здания Думы…'
Я знаю, что свобода философское понятие. Меня это не интересует. Ведь рабы не интересуются философией. Идти куда хочешь – вот что такое свобода!..
Мои собутыльники дружески беседовали. Зэк объяснял:
– Голова у меня не в порядке. Опять-таки, газы… Ежели по совести, таких бы надо всех освободить. Списать вчистую по болезни. Списывают же устаревшую технику.
Чурилин перебивал его:
– Голова не в порядке?! А красть ума хватало? У тебя по документам групповое хищение. Что же ты, интересно, похитил?
Зэк смущенно отмахивался:
– Да ничего особенного… Трактор…
– Цельный трактор?!
–Ну.
– И как же ты его похитил?
– Очень просто. С комбината железобетонных изделий. Я действовал на психологию.
– Как это?
– Зашел на комбинат. Сел в трактор. Сзади привязал железную бочку из-под тавота. Еду на вахту. Бочка грохочет. Появляется охранник: 'Куда везешь бочку?'. Отвечаю: 'По личной надобности'. – 'Документы есть?' – 'Нет'. – 'Отвязывай к едрене фене'… Я бочку отвязал и дальше поехал. В общем, психология сработала… А потом мы этот трактор на запчасти разобрали…
Чурилин восхищенно хлопнул зэка по спине:
– Артист ты, батя!
Зэк скромно подтвердил:
– В народе меня уважали.
Чурилин неожиданно поднялся:
– Да здравствуют трудовые резервы!
И достал из кармана вторую бутылку.
К этому времени нашу поляну осветило солнце. Мы перебрались в тень. Сели на поваленную ольху.
Чурилин скомандовал:
– Поехали!
Было жарко. Зэк до пояса расстегнулся. На груди его видна была пороховая татуировка:
'Фаина! Помнишь дни золотые?!'.
А рядом – череп, финка и баночка с надписью 'яд'…
Чурилин опьянел внезапно. Я даже не заметил, как это произошло. Он вдруг стал мрачным и затих.
Я знал, что в казарме полно неврастеников. К этому неминуемо приводит служба в охране. Но именно Чурилин казался мне сравнительно здоровым.
Я помнил за ним лишь одну сумасшедшую выходку. Мы тогда возили ззков на лесоповал. Сидели у печи в дощатой будке, грелись, разговаривали. Естественно, выпивали.
Чурилин без единого слова вышел наружу. Где-то раздобыл ведро. Наполнил его соляркой. Потом забрался на крышу и опрокинул горючее в трубу.
Помещение наполнилось огнем. Мы еле выбрались из будки. Трое обгорели.
Но это было давно. А сейчас я говорю ему:
– Успокойся…
Чурилин молча достал пистолет. Потом мы услышали :
– Встать! Бригада из двух человек поступает в распоряжение конвоя! В случае необходимости конвой применяет оружие. Заключенный Холоденко, вперед! Ефрейтор Довлатов – за ним!..
Я продолжал успокаивать его:
– Очнись. Приди в себя. А главное – спрячь пистолет.
Зэк удивился по-лагерному:
– Что за шухер на бану?
Чурилин тем временем опустил предохранитель. Я шел к нему, повторяя:
– Ты просто выпил лишнего.
Чурилин стал пятиться. Я все шел к нему, избегая резких движений. Повторял от страха что-то бессвязное. Даже, помню, улыбался.
А вот зэк не утратил присутствия духа. Он весело крикнул:
– Дела – хоть лезь под нары!..
Я видел поваленную ольху за спиной Чурилина. Пятиться ему оставалось недолго. Я пригнулся. Знал, что, падая, он может выстрелить. Так оно и случилось.
Грохот, треск валежника…
Пистолет упал на землю. Я пинком отшвырнул его в сторону.
Чурилин встал. Теперь я его не боялся. Я мог уложить его с любой позиции. Да и зэк был рядом.
Я видел, как Чурилин снимает ремень. Я не сообразил, что это значит. Думал, что он поправляет гимнастерку.
Теоретически я мог пристрелить его или хотя бы ранить. Мы ведь были на задании. Так сказать, в боевой обстановке. Меня бы оправдали.
Вместо этого я снова двинулся к нему. Интеллигентность мне вредила, еще когда я занимался боксом.
