- Вы, значит, после исследования собирались опять туда?
- У меня там бумаги разложены. Рассказ остановился на середине фразы. Вот посчитаете все мои изотопы, и я - туда. Или у вас другие соображения на этот счет?
- Нет. Но... может быть, сначала избавиться от нее? Зачем ее возить взад-вперед. Нужна она вам!
- Как избавиться? Операция? Но это же надолго. Или, как вы говорили,амбулаторно?
- Может быть, лучше избавиться от нее раз и навсегда. Основательно. Я ничего не решаю. Агнесса Петровна будет решать. Я предположительно говорю.
- А если не амбулаторно, то сколько дней?
- Как будет заживать. Недели две-три. Так... Что у нас сегодня? Хорошо. 300-70. Устойчивое соотношение. Пока идите поработайте. Через два часа...
В комнату, где я переводил Абуталиба, вошел профессор Агранат.
- Владимир Алексеевич, что я слышал! Ничего, что я вас оторву? Вы в разговоре с Жанной Павловной будто бы высказали мысль, что рак не есть болезнь легких, печени, кожи, желудка, но что это есть болезнь всего организма. То есть болеет сам организм. А уж где проявится эта болезнь, в желудке или на коже,- дело десятое.
- Ну да. Я это говорил. Как, например, обмен веществ. Прыщ при диатезе может выскочить на ухе, на носу, на голове - не все ли равно. Лечить надо не прыщ, а обмен веществ. Так и тут.
- Но это же моя точка зрения! Она не решает проблемы, конечно, потому что характер заболевания всего организма нам неясен. Тридцать миллионов клеток, из которых состоите вы. Только представьте. Каждая клетка знает свое дело. Вернее, подчиняется чему-то такому в организме, о чем мы пока не имеем никакого понятия. Например, вы содрали кожу на руке. Поверхностное ранение. Тотчас начинают делиться кожные клетки, чтобы затянуть рану, восстановить ободранный участок кожи. Восстановили. Деление клеток немедленно прекращается. Кто-то распорядился, чтобы деление клеток здесь прекратилось, и клетки подчинились приказу.
- Но они делятся и без ранения. Одни сгорают, другие приходят им на смену. И это всюду: в мозгу, в крови, в селезенке...
- Совершенно верно. Но делятся они опять-таки по железным законам. Равные количества хромосом, установленный порядок деления и вообще порядок. Но вот некоторые клетки перестают повиноваться этому нечто, которое руководит их жизнью в организме. Они начинают делиться не так, как им предписано, а как им хочется. Они начинают делиться беспорядочно. Тем самым они выходят из игры, из общего разумного и целесообразного процесса жизни.
- А что же организм? Ведь должны же быть у него средства защиты, подавления и пресечения?
- Да. Стоит попасть в организм какой-нибудь болезнетворной клетке, будь то бацилла или вирус, как легионы, стоящие на страже организма, бросаются в бой, в смертельную схватку и чаще всего побеждают незваных пришельцев.
- Ну? А здесь?
- Все коварство этой болезни состоит в том, что в ней участвуют не чужие инородные тела, не злые пришельцы, а свои собственные клетки, но только переродившиеся. Клетки-перерожден-цы. Организм не реагирует на них: свои же! А они тем временем вовлекают в анархию все большее и большее количество клеток, влияя на них каким-то образом, заставляя их перерождаться. И организм гибнет.
- Но гибнут и эти злые? Или, точнее, злокачественные клетки?
- Увы, это единственное утешение для погибающего организма.
- Вернемся к началу нашего разговора. Кого надо винить: клетки, вышедшие из повиновения, или те руководящие центры, которые это неповиновение допустили? Ослабили какие-то там участки? Проморгали? Или, может быть, в результате вот именно общей болезни утратили способность четко и точно управлять?
- Этого мы не знаем. Мы многого не знаем об этой болезни. Вот, например, опухоль кожи... Несколько процентов больных после операции выходят чистыми из воды. Ни рецидивов, ни метастазов. Ничего. Живут по сто лет. Но почему этот вышел, а этот не вышел - мы не знаем. Но вообще-то... Боязнь этой болезни в народе преувеличена.
- Как так?
- Вот скажите, почему так получается? На земном шаре на первом месте смертность от сердечно- сосудистых заболеваний. Так?
- Да. Я тоже знаю статистику.
- Однако, если человеку скажут, что у него больное сердце, он не воспринимает это как приговор, живет и часто в ус не дует. Но стоит сказать человеку, что у него рак, сразу ужас, паника, слезы. А ведь смертность от рака всего лишь на втором месте.
- Прекрасно, профессор. С меня довольно сего сознания. А что, цифры действительно вызывают тревогу?
- Какие цифры? Ах, ваши! Мы их еще не анализировали. Я еще ничего не знаю.
- Я слышал, в Америке больному говорят, если у него заподозрен рак. Вы ведь тоже иногда делаете ставку на жизненные силы организма. Так вот, еще неизвестно, в каком случае организм активнее борется - когда мозг знает или когда не знает.
- Да, у них там своя школа...
- Вот-вот. Например, во Франции... Смех. Первое место в мире по циррозу печени. Это понятно. Обедают только с вином. Так вот, у нас печеночникам разрешают есть только вареное мясо, а во Франции вареное мясо есть запрещают.
- Что же едят? Не жареное же?
- Жареное. Но на решетке, над углями, без жира, без сковороды. Считается наиболее безвредным. Большие оригиналы, не правда ли?
Под этот облегченный разговор о французах-оригиналах профессор и ретировался из комнаты, а я сел за очередную притчу Абуталиба.
Во время нового сеанса Жанна Павловна повела следующую речь:
- Операция, конечно, нужна. Но для полного спокойствия хорошо бывает перед операцией облучить это место. Только вот какой из способов выбрать...
- Какие способы?
- Можно облучить одноразово, дав ударную дозу, но без глубокого проникновения. А можно облучать в течение двух недель ежедневно.
- Наверное, уж выберут, что лучше. Не мне же выбирать.
- Но не подумайте ничего дурного. Это только в целях профилактики. Исключительно. На всякий случай. Знаете, чтобы лучше все зажило после операции.
В этот вечер я и дома почувствовал вокруг себя какую-то особенную, осторожную атмосферу. Жена неожиданно сообщила:
- Звонил Коля. Какой-то знакомый предлагает ему мумиё. Десять граммов стоят двадцать рублей. Может, взять парочку порций? Пусть лежат.
- А знакомой знахарки или гадалки Коля еще не предложил?
- Знахарки нет*. Но у них там в Самборе есть в лесу родничок, а над ним часовенка...
- Насколько я понимаю, звонила Агнесса Петровна. И что сказала?
- Да ничего не сказала. Это я просто к слову.
...Заканчивая все наши подсчеты (так и шло: 300-60, 290-56, 370-70), Жанна Павловна как бы вскользь и между делом напутствовала:
- Наши цифры сами по себе еще ничего не значат. Завтра соберется консилиум, тогда и будет поставлен окончательный диагноз.
- Окончательный диагноз, как мы знаем из романа с таким же названием, определяется только на вскрытии.
То, что я так весело и беззаботно шучу, понравилось Жанне Павловне. Но еще больше ей, быть может, понравилось, что я не вспомнил, по крайней мере вслух, одну опрометчивую фразу, сказанную ею перед началом исследований. А именно, что поверхностные опухоли их метод распознает и определяет довольно точно.
* До знахарки дело все же дошло. Гораздо позже мне пришлось быть в Болгарии. Там, в
