Вот и началось мое движение по коридорам. И где? На 'Каширке'. У Блохина. Бывало, само сочетание звуков 'Каширка', Блохин навевало тоску. Сюда ходили к умирающему Яшину. Проезжаешь мимо в село Коломенское или в Царицыно, скосишь глаза направо, на приземистые стекло и бетон, а также на строительные краны вокруг - прибавишь скорости. Отметишь про себя: расширяются, строятся. Но попасть туда - не приведи бог. Ан вот и попал. Что значит попал? Я же просто так. На исследование. Поглядят, удостоверятся, что это пустяк. Это другие попали. Те, которые лежат, те, которых оперируют, облучают. Вот Василий Леонидович в прошлом году - тот действительно попал. Собрался ехать в Кисловодск в санаторий и стал выправлять курортную карту в районной поликлинике. Но врач, который просвечивал его рентгеном, говорит: 'У вас в желудке не язва ли? Вы проверьтесь как следует'. Через несколько дней он уж лежал здесь, на 'Каширке', у Блохина (вместо кисловодского санатория!), и после операции, как это часто бывает, не воспрял. Походил несколько месяцев, поохал, подержался за живот, постонал, да и успокоился навсегда. Вот он действительно попал на 'Каширку'. А я что? Меня эта 'Каширка' не касается. Постой, постой, а куда же ты пришел, если не на 'Каширку'? И этот коридор, где же он? Может быть, ты идешь сейчас по фойе Большого театра, по кобулетскому парку или отправился в Журавлиху за рыжиками? Неужели? Снова защемило сердце. Всем ведь кажется, что идут сюда на исследование или для профилактики. Даже если и режут, одному скажут - язва, другому скажут полипы, третьему скажут - бородавка. Однако ведь есть у них и другая формула: 'Ну что же, посмотрели мы вас. Вы больной не наш. Идите и лечитесь у себя в поликлинике'. Вот как они говорят в иных случаях. А уж если оставили у себя... Скорее, скорее в кабинет 206.
В коридоре перед каждыми дверями на стульях и так вдоль стенки терпеливо, покорно сидят и стоят больные. Приглядываюсь к их лицам. Не похожи как будто на раковых больных. Есть, конечно, утомленные, потухшие, блеклые, сероватые, но в общем-то обыкновенные современные лица, как если бы не в коридоре онкологического института, а в магазинной очереди, или в трамвае, или в обыкновенной больнице перед таким же кабинетом врача. Встал и я в скорбную очередь. В нетерпении зашагал взад-вперед по узкому, еще и суженному сидящими людьми, коридору. Ненароком пробурчал себе под нос:
- И здесь очередь.
И был услышан терпеливо ожидающими людьми. И один мужичок, как видно приезжий и поэтому более терпеливый по сравнению с нами, москвичами, резонно заметил на мое недовольство:
- Теперь уж, если сюда попал, торопиться не надо. Чем тише, тем лучше.
Была раньше такая медицинская максима: 'Если после разговора с врачом больному не стало легче, то это плохой врач'. Как быть, если нынешние врачи почти не разговаривают с больными? Первым делом без разговоров они посылают больного на рентген и анализы. Без анализов современный врач глух и слеп. Расспросить об образе жизни за последние годы, о возможных отклонениях от нормальной жизни, о встрясках, называемых ныне стрессами, о постоянном душевном беспокойстве, если оно есть, о его причинах, о положительных и отрицательных эмоциях, о пище, о рабочем месте, о материальной озабоченности, о возможных комплексах - расспросить обо всем этом у врача нет ни времени, ни желания. При любой жалобе: 'Анализы, рентген, электрокардиограмма'. На основании бумажки с анализами за две минуты врач назначает лечение, выписывает рецепты, а главное, выписывает бюллетень. Может, оно и правильно: зачем дощупываться до желудка и печени, когда рентген покажет все тотчас как на ладони. Зачем докапываться до тонкостей самочувствия, когда анализ точно покажет, что в крови билирубин выше нормы. Два года назад у меня была резкая, временная, правда, потеря веса. За полтора месяца я непроизвольно потерял семь килограммов и, естественно, начал беспокоиться. Обратился в крупный гастроэнтерологический институт. Сделали все анализы, обнаружили немного билиру-бинчика в крови, дали рекомендации, как обходиться с печенью, как ее щадить, чем подлечивать.
- Но все же вес... Неужели из-за печени?
- Едва ли.
- Тогда что же? Может быть, щитовидная железа? - Это я уж сам подсказываю врачу.
- Может быть. Но эндокринология не наша специальность. Со щитовидкой вам надо обращаться в другой институт.
И никому из них (а были они все крупные профессора и светила) не пришло в голову расспросить меня о тонкостях самочувствия, о временами нападающей слабости, когда ничего не хочется, кроме как лежать, закрыть глаза, о беспричинном временами обливании потом во сне, когда в комнате прохладно и даже холодно. А потом (не могли же семь килограммов исчезнуть ни с того ни с сего) и поинтересоваться, нет ли где-нибудь у меня на коже этакой черной штучки величиной с горошину. Должен же знать современный врач, что именно эти штучка в период медленного многолетнего созревания может вызвать временную резкую потерю веса. Я и то теперь это знаю. Так и лечил бы я свою печень творогом и боржомом до тех пор, пока она стала бы мне совсем не нужна.
В 206 кабинете врач, женщина лет тридцати пяти, оказалась немногословнее остальных врачей.
- Покажите, что у вас там.
Покатала двумя прямыми пальцами из стороны в сторону, помяла вокруг, надавила сверху.
- Я думаю, ничего очень страшного. Придется вам пройти трехдневное изотопное исследо-вание. После этого решим, что с нею делать. Я даю вам направление в нашу лабораторию. Туда можно пройти по улице. И для этого придется одеваться. А можно - цокольными коридорами. Запутанный длинный переход, но спросите, разберетесь. В лаборатории вам 'поднесут' рюмку радиоактивного фосфора, вы ее выпьете. Потом три дня подряд будете приезжать для исследова-ния. Это довольно точный, безошибочный метод диагностики поверхностных опухолей. Так что через три дня будем все знать. Я думаю, ничего очень страшного.
Подземные переходы из одного корпуса в другой, цокольные коридоры, желтые от слабого освещения, кафельные, с толстыми, обложенными асбестом трубами над головой. Если бы снять в кино мой переход, то коридоры эти приобрели бы значение символа. Я шел сначала пригнувшись, так низко нависали как бы жирные трубы, но потом осмелился, распрямился, и оказалось, что можно идти свободно в рост, и еще оставался между мной и трубами небольшой просвет.
Хотя иду один по чудовищным, не трехсот ли метровым, переходам, но - в общем потоке. Больной номер... (номер я забыл) - и ничего больше. Преодолел все коридоры, повороты, поднял-ся по лестнице и оказался перед дверью с надписью: 'Лаборатория радиоизотопной диагностики'. Перед дверями стол, бумага, телефон, девушка в белом халатике. Предъявляю ей направление. Она записывает меня в какую-то книгу и деловито советует:
- Сегодня не стоит вам это пить. Впереди два выходных дня. А надо выпить и явиться на другой день на исследование. Значит, приезжайте к нам в понедельник. Мы вас угостим изотопами и в течение трех последующих дней будем считать.
- В понедельник вы же здесь будете дежурить?
- Не имеет значения.
По тем же чистилищным переходам (так и тянет пригнуться) пошел обратно. Вспомнил ни с того ни с сего, попали на язык (как это бывает, если стихи - профессия) и прилипли строчки из чьего-то (Леонида Мартынова?) стихотворения. Иду и твержу про себя нараспев вперемешку со своими практическими соображениями:
Я тебе чего-нибудь куплю
В магазине изотопов
В Карачарово сегодня вернуться не удастся. В Карачарове бумаги разложены на столе, книга раскрыта на середине. В Карачарове свежий снежок на аллеях парка. Белки шныряют по парковым аллеям.
Я тебе чего-нибудь куплю
В магазине изотопов.
В Карачарово удастся вернуться не раньше четверга, а то и в пятницу. Неделя, считай, пропа-ла. Есть и в Москве дела. Ладно. Заеду на телевидение, возьму икону из реставрации, позвоню в издательство 'Современник'.
Я тебе чего-нибудь куплю
В магазине изотопов.
Чертовы переходы. Кафель и трубы. Но главное, напоят в понедельник изотопами, а потом считать. Что считать? Изотопы считать? Чепуха, да и только. А главное, ждать до понедельника. Нет, ждать до вторника. Считать начнут лишь во вторник. Нет, ждать до четверга. Ведь три дня надо считать. К врачу в 206 кабинет я попаду не раньше пятницы, а то и на следующей неделе. А в Карачарове бумаги разложены, книга раскрыта на недочитанной странице:
Я тебе чего-нибудь куплю
В магазине изотопов.
На улице по выходе из ворот меня встретил все тот же ноябрьский, с
