— Делали-о вон как, — усмехнулся человек в шляпе, запирая дверь на засов, — але, але и ладно.
В мерзлом вестибюле горели две керосиновые лампы.
Выбрались из саней, стали снимать багаж.
— Воды согрел? — спросил Марик человека в шляпе.
— Воды согрел, воды согрел, воды согрел, — он стал распрягать лошадь.
— Ой! Спину не разогнешь! — потянулся Витя.
— А это что такое? — Сережа подошел к вахтерскому столу, на котором лежал мертвый заяц размером со свинью. Горбатая спина зайца была покрыта шишкообразными наростами, темная от крови морда щерилась желтыми передними зубами.
— Дары природы. Саблезубый заяц, — кашлянул Марик, подхватывая мешок. — Толяп, ты не перекармливай.
— Корми, корми, а все равно — але, — человек в шляпе завел лошадь за стойку гардероба, поставил перед ней ведро с водой.
— Знедо не первое! — зашипел Ребров на Ольгу.
— Стерильный! Тоже мне! — фыркнула на него Ольга.
Взяли багаж и спустились в подвал. Марик высветил фонарем стальную дверь, постучал.
— Кто? — слабо донеслось из-за двери.
— Балдох! — крикнул Марик.
Массивная дверь отворилась, дохнув теплом и светом.
— Как лучшее! — усмехнулся Киселек, опуская ствол автомата и отступая в сторону. — Буерцы, еби вашу…
— Ах ты, дубинчик, ах ты, попрыгуша-лягуша! — Лютик дохнул ему в лицо.
— Киселек, а я березу видел, — подмигнул ему Витя, внося чемодан с жидкой матерью.
— Та уси побачили ту березу! — засмеялся Микола.
— Буерцы, буерцы! — улыбался Киселек, запирая дверь.
В подвальном помещении было до духоты натоплено, матовые плафоны на потолке светили ровно, стены бычи обшиты полированным деревом. Стали раздеваться в небольшой гардеробе.
— Господи, неужели в тепле? — Штаубе размотал шарф. — И сортир теплый?
— А как же, — Марик стаскивал с себя тесную шинель железнодорожника. — Пока солярки хватит — ради Бога.
Ольга помогла раздеться бледной, покачивающейся проводнице.
— Трюх, трюх к начальнику, — кивнул Киселек.
Ступая по синей ковровой дорожке, двинулись по коридору. У всех обитателей подвала были аккуратно выбриты макушки голов.
— Трюх, — Киселек остановился у двери с табличкой «2-ой секретарь», постучал.
— Иди воруй! — закричали за дверью.
— Еб твою мать! — Марик переглянулся с Кисельком. — Он что — уже?
— Мужик мужика на доске не возит! — засмеялся Киселек и открыл дверь. Вошли в просторный кабинет, сплошь заваленный всякой всячиной. В углу на матрасе сидел голый Скоба и смотрел видео. Рядом с ним лежал большой станковый пулемет с заправленной лентой. Голова у Скобы была обрита, на макушку был прилеплен круглый пластырь. Он неотрывно смотрел в телевизор, который показывал «Касабланку».
— Трюх, трюх, кто в теремочке живет? — проговорил Киселек.
— Иди воруй! — закричал Скоба так громко и протяжно, что его потное, татуированное тело затряслось.
— Миш, мы тут гостей привели, — осторожно заговорил Марик.
— Иди вору-у-уй! — закричал Скоба.
— Пухначев и Мензелинцев, — громко произнес Ребров.
— Иди вору-у-уй!
— Средмашевские разработки, проект №365, — продолжал Ребров.
— Иди вору-у-уй! Иди вору-у-уй! Иди вору-уй! — Скоба вскочил и навел на Реброва пулемет. Марик оттолкнул Реброва в сторону, схватил Миколу за волосы и швырнул его в противоположный угол кабинета:
— Серый!
— Иди вору-у-у-у-уй! — нажал на гашетку Скоба. Крупнокалиберные пули искромсали тело Миколы.
— Смотри, задень мне только проводку, — раздался спокойный голос в селекторе, стоящем на захламленном столе.
— Иди воруй? — Скоба бросил пулемет, понюхал свои пальцы.
Ноги проводницы подкосились, она упала на пол.
— Марик, кого? — спросили в селекторе.
— Миколку, док, — Марик снял с селектора засохший кусок хлеба и бросил на пол, — он Василя подставил.
— Иди вору-у-уй! — заревел Скоба.
— Я вам всегда говорил, что хохлы люди не надежные, — продолжал голос. — Сколько денег?
— Тыщи две, док.
— Поздравляю, — усмехнулся голос, — а поесть?
— Да тоже немного, — вздохнул Марик, — док, тут девка вполне ебательна. Она щас отрубилась ненадолго.
— Понятно, — зевнул голос. — Ладно, заходите по одному. А Сусанин — марш, марш на кухню.
Корень подхватил мешок и, недовольно бормоча, вышел.
— Иди воруй! Воруй! Воруй! — кричал Скоба.
— Пухначев и Мензелинцев! — Ребров подошел к столу, наклонился к селектору. — Пухначев и Мензелинцев!
— Ну слышали уже, что вы кричите, — раздалось в ответ, и селектор выключили.
— Миш, ты скажи тогда Толяпе, пусть этого лидера сволокет наверх, — Марик кивнул на подплывающий кровью труп.
— Иди воруй! — резко выкрикнул Скоба, прыгая на матрац.
Вышли в коридор, прошли немного и остановились у двери с табличкой «1-ый секретарь».
— Первый заинька, — Киселек погладил макушку Марика, — прыг, прыг.
Марик вошел, Киселек закрыл за ним дверь:
— Второй заинька будет как у мамки. Побрызгай.
Вторым вошел Витя.
— Третий пукало залезет и все! — засмеялся Киселек, обнажая выбитые зубы.
— Так я ж охуеваю. Кисель, — взволнованно пробормотал Лютик, входя.
— А после и батончики, — усмехнулся Киселек, скрываясь за дверью вслед за Лютиком.
— Что вы делаете?! — зашипел побледневший Штаубе на Реброва.
— Витя, Витя! — Ольга сжала его руку. — Они могут ничего не знать! Зачем нам тянуть? Делай мост, милый!
— Не мешайте, — Pебров освободил руку и открыл дверь.
Они вошли в просторный чисто убранный кабинет. За рабочим столом сидел док. Рядом с его креслом на коленях стоял Киселек что-то бормочущий и хватающий дока за колени.
— Руки, руки, — док шлепнул его по руке, протер ему спиртом выбритую макушку, подождал минуту, смазал макушку зеленоватой жидкостью.
— Птичкину, птичкину, миленький… — бормотал Киселек, вздрагивая.
Стоящий рядом Коля cтaл придерживать его голову. Док запустил руку в резиновой перчатке в десятилитровую стеклянную банку, покопался в прелой листве и вынул толстого голубовато-серого слизняка.
— Птичкину, птичкину, птичкину — затрясся Киселек. Док посадил слизняка ему на макушку. Коля поднял всхлипывающего Киселька с колен и подвел к длинному столу, за которым неподвижно сидели рядом Марик, Лютик и Витя. Слизняки на их макушке еле заметно шевелились. Коля посадил Киселька рядом с Витей.
