- Работать надо!..
- А я что, пузо на солнце грею?
- Было б оно у тебя. - И Лоб так засмеялся, что Петру стало обидно. Скоро в щепку сухую превратишься от своего любовного психоза... Эх ты, Отелло недопеченный!.. Деваха на письма не отвечает. Плюнь и разотри!
Петр, уставив на Лоба негодующие глаза, мучительно подбирал самые злые и резкие слова. Но так ничего и не придумал. Только поднялся за столом, одернул гимнастерку и с подчеркнутой официальностью спросил:
- Какие будут приказания, товарищ исполняющий обязанности редактора?
Лоб взорвался густым хохотом. Не выдержал серьезного тона и Петр: он тоже прыснул смехом, отвернулся к распахнутому окну и вдруг заметил, что через плац, зажатый с двух сторон казарменными зданиями, идут полковник Рябов - командир дивизии и старший батальонный комиссар Маслюков.
Маслюков - тучный, с широкими, немного вислыми плечами, полногубым, распаренным от жары лицом. Рябов по сравнению с могучим Маслюковым казался мальчишкой - сухощавый, невысокого роста, но собранный, стройный, что называется - с военной косточкой.
- Долго что-то формируют нас, Андрей Петрович, - вытирая платком смуглую шею, говорил Маслюков Рябову. - Только наименование мотострелковая дивизия. Вместо полков номера одни: людей мало, а транспорта вовсе нет.
- Брось ты говорить о том, что мне и без тебя известно, - с усмешкой ответил Рябов. - Новый же род войск рождается. Через какой-нибудь месяц будут и машины, и людьми полностью укомплектуемся. Потом не забывай пословицу: берегись козла спереди, коня сзади, а плохого работника со всех сторон. Вот и подбирают нам достойные кадры, командиров я имею в виду.
- Вообще-то неплохими ребятами нас комплектуют, - сказал Маслюков и вдруг разразился хохотом.
- Чего смеешься?
- Больно расторопные работнички попадаются. Младший политрук Маринин есть у меня в редакции... Только приехал, а следом за ним уже невеста мчится. Даже не посоветовался...
Лоб и Маринин настороженно следили в окно за начальством. Вдруг они заметили, что Маслюков, отдав честь и пожав руку Рябову, направился к их домику.
- Наводи порядок! - взволнованно кинул Маринину Лоб и начал быстро складывать на своем столе бумаги.
Маринин, схватив в углу веник, принялся торопливо разметать на полу во все стороны сор. Лоб бросил в пепельницу недокуренную папиросу и заметил, что там окурков уже целая гора. Высыпал их на лист бумаги, завернул. Поискал глазами, куда бы бросить, и сунул сверток в карман.
Когда зашел старший батальонный комиссар Маслюков, Лоб и Маринин были 'углублены' в работу. Лоб, словно невзначай, заметил ухмыляющегося начальника политотдела, вскочил на ноги и громко скомандовал Маринину:
- Смирно! - Затем начал докладывать: - Товарищ старший батальонный комиссар, редакция газеты 'За боевой опыт' занимается...
- Вольно, вольно, - махнул крупной рукой Маслюков. - Вижу, что горите на работе... Что это?..
Из брючного кармана, в который Лоб спрятал окурки, струился дым. Лоб перепуганно хлопнул обеими руками по карману, окатил полным страдания взглядом начальство и вылетел в коридор.
Несколько минут не утихал в комнате басовитый хохот Маслюкова. Затем старший батальонный комиссар обратился к Маринину:
- А вы, товарищ младший политрук, извольте свой домашний адрес девушкам давать. Чтоб на штаб депеш не слали, - и он подал Маринину телеграмму.
Петр, растерянно захлопав глазами, развернул телеграфный бланк.
'Еду к тебе. Встречай поезд Лиде воскресенье 12 часов дня. Люба', прочитал вполголоса.
- Это значит - завтра, - глубокомысленно констатировал Лоб, незаметно возвратившийся в комнату. - А говорил - холостой. Или только женишься?
- Не знаю, - еле проговорил ошарашенный Петр. - Ничего не знаю. - На его сиявшем радостью лице блуждала глупая, блаженная улыбка.
Тут же встал перед Петром до неприятного будничный вопрос: как с квартирой? А вдруг Анастасия Свиридовна, хозяйка дома, в котором он снимает комнату, заупрямится? Одинокому же сдавала!
И Маринин, взволнованный, побежал домой.
От радости не чуял под собой ног. Ведь было чему радоваться. Кто бы мог поверить, что все так хорошо устроится! Любаша едет к нему. Та самая Любаша, которая когда-то не разрешала взять себя под руку, которая насмехалась над Петькой. А теперь едет! И они поженятся. А вообще-то Люба, конечно, дуреха. Пошла учиться в киевский, а не в харьковский институт. И зачем столько крови попортила Петру? Может, потому он так и любит ее?
Над узким тротуаром, выложенным из каменных плит, томились в полуденном зное ветвистые молодые клены. Со стороны недалекой речки слабый ветерок доносил пряный запах скошенного, привядшего разнотравья. В мари сине-блеклого, без единого облачка неба плавилось солнце. Так же безоблачно было на душе у Петра Маринина. Вот только квартира...
За поворотом улицы он увидел идущих в том же направлении, что и он, высокого чопорного военврача второго ранга Велехова и его дочь Аню стройную и гибкую, как хворостина краснотала. Замедлил шаги, чтобы не догнать их и дольше побыть наедине со своей радостью.
Но мысли переметнулись к Ане. Петр познакомился с ней на второй день после приезда в Ильчу, когда блуждал по местечку в поисках квартиры. Он стоял у калитки тенистого двора и расспрашивал у сидевших на скамейке женщин, где бы можно снять комнату. Мимо проходила девушка. Услышав, о чем идет речь, она остановилась и непринужденно вступила в разговор.
- Наша соседка ищет квартиранта, - сказала она, окинув Маринина смелым, дружелюбным взглядом. - Пойдемте, я вас провожу.
И они пошли вдвоем. Это была Аня Велехова - дочь начальника санитарной службы дивизии. Она рассказала Петру, что приехала из Москвы к отцу погостить и ужасно скучает в этом тихом городишке. В прошлом году Аня окончила десятилетку, поступала в Московский театральный институт, но не прошла по конкурсу и теперь снова готовится к экзаменам.
Сейчас Петру вдруг захотелось поделиться с Аней радостью. Он нащупал в кармане хрустящий телеграфный бланк и ускорил шаги. Вот уже совсем рядом дробно перестукивали по каменным плитам каблучки Аниных туфель и размеренно, со скрипом ступали сапоги военврача Велехова. Доносился знакомый, трогающий задушевностью звонкий голос Ани:
- Папочка, ты не спеши отправлять меня в Москву... Знаешь, мне здесь так хорошо отдыхается.
- А по маме не скучаешь? - спрашивал густой, уверенный голос Велехова.
- Чуточку, но это ничего.
- Ой, смотри, дочка. Не влюбилась ли ты в нашего молодого соседа?.. Как этого младшего политрука фамилия?
Петр почувствовал, что в лицо ему будто плеснули горячим. Замедлил шаги, растерянно озираясь, куда бы спрятаться: боялся, что Аня сейчас оглянется и увидит его.
- Папочка! И тебе не стыдно? - доносился между тем ее ласково-негодующий говорок. - Он такой застенчивый, этот Маринин, смешной. Я еле уговорила его вчера пойти со мной на танцы...
Что Аня говорила дальше, Петр не слышал. Он, с опаской глядя ей в спину, нырнул в первую попавшуюся калитку. На удивленный взгляд бравшей из колодца воду молодицы спросил:
- Квартира не сдается?
- Одинокому ай семейному? - Женщина взвела дуги густых черных бровей, с любопытством оглядывая ладную фигуру младшего политрука.
Петр потоптался, раздумывая над вопросом, затем сказал:
- Женатому. - И, не дожидаясь ответа, вышел со двора.
Аня и ее отец успели отойти за перекресток. Маринин, облегченно вздохнув, поплелся следом. Со смущением раздумывал над невольно подслушанным разговором, припоминал вчерашний вечер.
...В клубе было людно. Он замечал, что на Аню и на него устремлены многие взгляды, и ему было
