несло масляной краской и холодом.
Они сидели друг против друга. Говорил генерал-майор Каллагэн; полковник Доллингер больше слушал, уставив глаза на собеседника.
Каллагэн - высокий, костистый мужчина шестидесяти лет. Выступающая вперед нижняя челюсть, толстая нижняя губа, щеки плоские, чуть горбатый нос нависал над верхней губой. Когда он говорил, лицо его вытягивалось еще больше, а глаза округлялись.
Полковник Джеймс Доллингер, казалось, бесстрастно следил за каждым движением генерала и слушал его речь. Его внимание привлекал сине-багровый, напоминающий след куриной лапы шрам на лице Каллагэна. 'Куриная лапа' хищно зажала в когтях левую щеку генерала, сморщила ее, обезобразила. 'Кто это сделал ему такую отметку? - думал Доллингер. Видать, волк битый...'
Каллагэн чувствовал на себе пытливый холодный взгляд и старался не встречаться с этим взглядом, точно боясь, что заглянет Доллингер в его душу и увидит то, что ему не полагается увидеть.
- Итак, вы можете чувствовать себя спокойно, - говорил генерал Каллагэн. - Ваш бомбардировщик приземлился, на наше счастье, рядом с деревней, где размещается русский госпиталь. Понимаете - госпиталь! Туда каждый день поступают раненые с широкого участка фронта. Это лучший источник информации!
- Посадка совершена удачно? - спросил Доллингер.
- Вполне. Я только что получил радиограмму - прямо с борта самолета, - ответил генерал. - Майор Мэлби уже на месте 'аварии' и взял дела в свои руки, хотя идут эти дела пока не блестяще. Русские, черт бы их побрал, оказались настолько любезны, что вместо автомобиля, на котором Мэлби предполагал прокатиться по их фронтовым дорогам, предоставили самолет По-2 - 'кукурузник', как его называют советские летчики. К тому же ваш капитан Дин не умеет держать язык за зубами. Уже успел проболтаться русской девчонке из госпиталя, что его сбили свои.
- Значит, ему известно? - быстро спросил полковник Доллингер, в упор глядя на генерала и всеми силами стараясь скрыть страх, который пронял его в эту минуту.
- Не волнуйтесь, - поспешил успокоить полковника Каллагэн, точно угадав его душевное состояние. - Мэлби убедит Дина, что это ему показалось: наконец, объяснит, пригрозит. Я уже распорядился. Приказал Мэлби, чтобы он не допустил распространения этого слуха среди русских или, во всяком случае, ликвидировал источник его распространения.
Доллингер, пораженный решительностью генерала и его агентов, только покачал головой, ничего не ответив.
- Ну а если слух этот распространился, - продолжал Каллагэн, придется вашего Дина показать перед русскими дураком, трусом - чем угодно, лишь бы ему не поверили. Впрочем, будет видно, как поступить. Русские и сами могут не поверить, что наш самолет подбит нами же. К тому же Дин может пригодиться в нашем деле. Он молодчина, уже начал волочиться за медсестрой русского госпиталя. Капитан ведь ранен...
- Серьезно ранен? Почему же вы молчали до сих пор? Я обязан докладывать в штаб дивизии! - Доллингер начинал терять терпение. Случалось это с ним очень редко и лишь тогда, когда он долго не мог понять, что от него хотят, не знал, как лучше себя держать с собеседником.
- Рана пустяковая, - успокоил его Каллагэн. - Рука поцарапана. Это даже удобнее нам. Пусть Дин подольше задержится в госпитале. С ремонтом самолета торопиться нечего, тем более что ему взлететь не удастся.
Доллингер бросил настороженный взгляд на генерала.
- Ничего не поделаешь, могло быть и хуже, - ответил на его взгляд Каллагэн. - Майор Мэлби промерил луг, на котором приземлилась 'летающая крепость', и убедился, что он очень короток для взлета.
- Как же быть? - спросил озадаченный полковник.
- Что-нибудь придумаем.
- Но как объяснить все это командиру дивизии?
- Вот это уже не моя забота, - заметил генерал Каллагэн. - С вашим стариком я не намерен разговаривать так же откровенно, как с вами. Иначе он упечет нас обоих... Генерал Эдвардс рекомендовал мне только вас. Теперь слушайте дальше. Как только капитан Дин окажется ненужным Мэлби, передайте ему приказ добраться до русского аэродрома, где вы приземляетесь, и очередным рейсом доставьте его сюда. И еще позаботьтесь, чтобы с воздуха сфотографировали передний край русских.
- Немцы в этом не нуждаются, - сказал Доллингер и впервые за время разговора отвел глаза в сторону. Он с тревогой ждал, что ответит на эту откровенность генерал.
Каллагэн не замедлил с ответом.
- У нас аппаратура более совершенна, чем у немцев, - сказал он. Потом помолчал, откусил конец сигары, прикурил и рассмеялся: - Очень хорошо, что вы разбираетесь в обстановке. Не скрываю, некоторые лица из госдепартамента считают, что наступила новая фаза войны. Нам нужно думать о своем будущем. Верно?
Доллингер молчал, испытующе глядя на собеседника. Каллагэн сдерживал себя, чтобы не ежиться под этим пустым, ничего не выражающим взглядом. Он мешал ему говорить, сковывал мысли.
- Выпьем, - предложил Каллагэн, наливая виски.
Выпили. И хотя выражение лица Доллингера было таким же бесстрастным, Каллагэн продолжал откровенный разговор. Тем более что его испытанный друг Эдвардс хорошо рекомендовал этого полковника.
- Нам нужно думать не только о будущем, но и о настоящем, - говорил Каллагэн. - О том, что и как сейчас нужно бомбить, вы и без меня знаете. Нам нужно убрать Германию как конкурента на мировом рынке и нужно сохранить ее как верного союзника, младшего партнера в борьбе с большевиками. Но сейчас есть дела поважнее, не терпящие отлагательства. Ни на минуту нам нельзя забывать, что большевизм - реальная угроза для всей Европы. Подумать страшно! Мы освобождаем от нацистов Францию, а у власти там могут оказаться коммунисты. Парадокс. Американская армия насаждает в Европе коммунистические режимы! Вы задумывались над этим?!
Каллагэн поднялся из-за стола и, взволнованный, быстрыми шагами начал ходить по комнате. Услышав его шаги, в комнату вскользнул официант и, отвешивая американцу поклоны, спросил:
- Прикажете еще виски?
- Пшел! - крикнул на него генерал и, усевшись на свое место, вновь обратился к Доллингеру: - Нельзя, дорогой полковник, закрывать глаза на реальные вещи. Удивляюсь, как до сих пор вы этого не понимаете. Ведь что будет, если во главе металлургических заводов в Лотарингии, во главе шахт в Сент-Этьене станут рабочие комитеты, участники так называемого внутреннего Сопротивления? Что будет, если во Франции появится коммунистическое или даже менее левое правительство? Молчите?.. А будет то, что нам с вами придется убраться за океан, в Штаты, несолоно хлебавши. Мы же не за этим сюда пришли. Потом не забывайте, что Франция обладает обширными колониальными владениями: Западная Африка, Экваториальная Африка, Мадагаскар с островами, Сомали, Марокко, Тунис и, наконец, Вьетнам!.. Что случится с этими колониями, если во Франции власть возьмет в свои руки народ? Они получат независимость! А это будет означать крах нашей политики, нашей системы. Короче - цивилизация гибнет!
Каллагэн сидел красный, с выступившей на лбу испариной. Даже на глазах его появились красные прожилки, и взгляд генерала был сейчас тупой, обреченный.
- Надеюсь, мы этого не допустим, - холодно промолвил полковник Доллингер.
Занятый какой-то своей новой мыслью, генерал ответил не сразу. Неожиданно речь его полилась спокойно, размеренно, точно это не он сейчас задыхался от злобы и кричал до исступления.
- Разумеется, не допустим, дорогой полковник, - промолвил Каллагэн. Для этого нужны решительные меры, нужен новый взгляд на мораль, на человеческие права - на всю ту мишуру, которая мешает нам проводить нашу политику. Вот большинство промышленников Франции, да и много политиков сотрудничали с нацистами. Стоит ли их за это осуждать? Святой бог, не стоит! На их месте и мы с вами не поступили б иначе. Поразмыслите - вы владелец завода или заводов. В страну пришли нацисты. У вас два выхода: или бежать и потерять все, или остаться на месте, уживаться с новой властью и сохранить свои капиталы. Умный, деловой человек выберет последнее, как многие, да почти все, и сделали. И вот многие эти люди
