собственники заводов, рудников, шахт, земельных массивов, судоходных компаний, всякие политические деятели сейчас укрываются от 'гнева народного', от рабочих комитетов, участников Сопротивления. Они считают, что теперь потеряно все. Многие из них решили, что раз мы в этой войне поддерживаем Советский Союз, значит, всем, кто помогал фашистам, пощады не будет и выхода из создавшегося положения нет. А мы им укажем выход. Мы посадим их на старые места и скажем: властвуйте! Но властвуйте так, как мы вам скажем. О доходах тоже особый разговор. Часть их должна лечь в наш карман. Вот и пусть попробует кто сказать, что Америка вмешивается в чужие дела! Пусть! Мы только поддерживаем справедливость. Собственность должна находиться в руках тех, кому она принадлежит. Но пусть кто скажет, что нам принадлежит Европа!.. Вот вам и выход из положения, вот вам рецепт для лекарства против коммунистической опасности.
Генерал помедлил, подумал, а потом продолжил:
- А то, что было до сих пор, - безумие нашего президента! Он поддался давлению так называемого народа, американских обывателей, наших рабочих, батраков, зараженных симпатиями к большевизму, к русским вообще. Да и часть наших деловых людей ослепла от жадности. Подумаешь, Германия стала хозяином Европы! Германия завладела нужными Америке рынками и источниками сырья! Германия урезает наши доходы! На все это плевать надо было с крыши 'Эмпайр стейт билдинг'*. Ведь Германия прежде всего такое же государство, как и Штаты. У нас с немцами одинаковый уклад жизни, одинаковые понятия о добре и зле, одинаковая свобода частной инициативы. Договориться с Германией - совсем несложное дело. Нужно было твердо держать курс, взятый еще в двадцатых годах, - продолжать науськивать Германию на Россию. Так нет, напугались, что окрепшая при нашей же помощи Германия угрожает миру. А ведь это сущая чепуха!
_______________
* 'Э м п а й р с т е й т б и л д и н г' - самый высокий небоскреб в Нью-Йорке.
- А фашизм? - бросил вопрос Доллингер.
- Фашизм? Фашизм, дорогой мой, это высшая необходимость, это высшее проявление демократии деловых людей, запомните: демократия деловых людей! Нужно перестать играть в свободу и равенство для всех. Помилуйте, о каком равенстве может идти речь среди людей, из которых одна часть имеет полные карманы, а другая, хотя эта часть и очень велика, еле сводит концы с концами? И если вовремя не одуматься, в одно прекрасное время в Белый дом придут рабочие и попросят президента убраться вон. Россия - печальный пример этому. Ведь никакое наше вмешательство в дела России не изменило там положения. Помните восемнадцатый-двадцатый годы? Я их хорошо помню. Помню Петроград, Вологду, Архангельск, а на их улицах - вооруженные отряды рабочих... Так вот, фашизм положил подобной опасности конец... Советский Союз - это чужой, непонятный для нас мир. И то, что мы стали его союзниками, - злая ирония судьбы. Нужно исправлять положение, пока не поздно.
Каллагэн посмотрел на полковника Доллингера посветлевшими глазами, точно обрадованный, что наконец и сам уразумел важную истину, которую проповедовал сейчас своему собеседнику.
Выпили еще по рюмке. Генерал застегнул ворот своей тужурки, как будто давая понять, что беседа идет к концу, потом хлопнул ладонью по столу и, испытывая непонятную для Доллингера неловкость или нерешительность, снова заговорил:
- Но нельзя забывать о святом законе делового человека. А ведь мы с вами деловые люди?
- Разумеется, - ответил Доллингер, настораживаясь.
- Так вот, мы не должны за общими задачами забывать сегодняшний день. А для делового человека прожить день - значит ощутить, что в кармане его стало тяжелее. Бизнес - первая наша заповедь. Короче, имею деловое предложение. Вы можете организовать каждый месяц по два самолета в Штаты?
- Могу, если это нужно.
- Очень нужно. Под видом грузов для армии они будут доставлять сигареты моей фирмы. С высадкой наших войск во Франции в Европе открылся свободный рынок. Нужно торопиться.
- Это связано с огромным риском, - промолвил Доллингер. - В военное время и судят по-военному.
- Не будем предаваться мрачным предчувствиям, - запротестовал Каллагэн. - Поверьте, они обманчивы. Вы будете иметь четверть дохода.
- Треть, - поправил Доллингер.
- О, вы не так уж малопрактичны! Тогда еще один самолет прибавьте.
- Сколько потребуется, столько и будет.
- По рукам!
Капитан Дин за завтраком или обедом выпивал сто граммов спирта и потом бродил по школьному двору, по улицам села, вначале бодрый и веселый, но потом эта бодрость сменялась разбитостью. Ему уже наскучило торчать в госпитале, тем более что рана его почти зажила.
Дин удивлялся терпеливости Мэлби. Тот целыми часами сидел под старой грушей в углу школьного двора, где были сложены парты. Там всегда толпились ходячие раненые, раскуривая козьи ножки и делясь фронтовыми новостями.
Мэлби щедро угощал раненых сигаретами, улыбался, щурил свои маленькие глазки, иногда хлопал собеседника по плечу и твердил: 'Рус, карош человек...' Но больше молчал, устремив взгляд в землю.
Вначале американский сержант вызывал любопытство. Его рассматривали как диковинку, пытаясь завести разговор, но Мэлби смущенно улыбался, что-то тараторил по-английски и, разводя руками, опять говорил: 'Рус карош'. Знатоков чужого языка среди раненых не находилось, и сержанта оставляли в покое. Вскоре вроде перестали и замечать его - молчаливого, безучастного к тому, о чем вели речь раненые. Только время от времени, когда Мэлби бросал сигарету и вытаскивал пакет с жевательной резинкой, на него снова устремляли любопытные взгляды.
- Опять жует! - с удивлением восклицал кто-нибудь.
Шофер 'эмки' начальника госпиталя Вася Зозуля, увидев первый раз, как американец стал жевать резинку, даже рот открыл от удивления. Он долго стоял возле сержанта Мэлби, что-то прикидывал в уме, раздумывая. Потом улыбнулся какой-то своей мысли и, коренастый, маленький, прямой, как гвоздь, медленно побрел со школьного двора к своей машине, стоявшей в вишеннике у дома, где размещался начальник госпиталя.
Из-под сиденья машины Вася достал кусок красной резиновой камеры, аккуратно вырезал из нее небольшой кружочек, точно заплату на дырку, старательно промыл его в бензине и, воровато оглянувшись по сторонам, сунул кружочек в рот. Сосредоточенно, словно к чему-то прислушиваясь, пожевал его, потер зубами. Лицо Зозули перекосилось от мучительной гримасы, словно его вот-вот стошнит. Он решительно выплюнул резину, вытер губы рукавом комбинезона и с великим недоумением посмотрел в сторону школы. Американский сержант казался ему с этой минуты пропащим человеком.
На второй день после того, как на лугу у деревни Бугры приземлилась 'летающая крепость', с очередной машиной раненых в госпиталь прибыл старший лейтенант Андронов. Из-под его гимнастерки виднелась повязка на левом плече. Молодой, загорелый, с открытым лицом и живыми глазами, Андронов ничем особым не выделялся среди раненых, кроме как своей разговорчивостью. Андронов был очень осведомлен о делах на фронте, о скором наступлении и охотно делился всем этим со своими новыми знакомыми.
Может быть, потому, что Андронов чуть-чуть знал английский язык, сержант Мэлби почувствовал к нему большую симпатию. Американец все время держался поближе к офицеру, восторженно глядел в его лицо, улыбался. А Андронов без удержу рассказывал своим слушателям забавные эпизоды из фронтовой жизни. Иногда, медленно подбирая английские слова, передавал сказанное Мэлби.
Нередко под старую грушу, где на партах в тени прохлаждались ходячие и выздоравливающие, заглядывал шофер Вася Зозуля. Он внимательно слушал веселые рассказы Андронова и так безудержно смеялся, что сержант Мэлби с опаской отодвигался от него.
Однажды Вася, воспользовавшись тем, что Андронов куда-то отлучился, сознался о причине своей столь несоизмеримой с услышанным веселости:
- Первого класса сочинитель! Врет и глазом не моргнет. А сам же от передовой так же далеко, как и мы с вами, - в штабе армии. Слово шофера. Сам вчера мне в этом сознался. И работа, кажись, не пыльная топографические карты разрисовывать для самого командующего. А ранен при бомбежке...
Неожиданно для Зозули это его открытие повысило интерес слушателей к Андронову. Раз человек близок к начальству, значит, что-нибудь да знает. Если бы Вася был более наблюдательным, он бы заметил, что и американский сержант не остался безучастным к такой новости, хотя, казалось, откуда ему уразуметь
