Средне-Колымску (припомните: 'Яна, Индигирка и Колыма'), в сравнении с которым сама знаменитая Пинега, как говорят, то же, что Париж перед Тотьмой или Боровичами.
'Сведущий' человек, к которому я обратился за справками, был человек почтенный, добросовестный, считавший себя знатоком края, но, на беду мою, коренной сибиряк, к тому же давно оставивший Сибирь, а многие сибиряки, как я не раз убеждался горьким опытом, немножко гасконцы{242}, чуть дело идет об их родине. Питая к ней 'род недуга' и отличаясь местным патриотизмом в очень значительной дозе, мой сибиряк был несколько расточителен на яркие краски, когда живописал красоты сибирской природы с ее тайгами и степями, рассказывал про 'нетронутость' сибирского жителя (коренного, заметьте, жителя; к пришлым, 'российским', сибиряк питает недоброжелательство) и с необыкновенною нежностью вспоминал о лепешках, шаньгах{242} и пирогах, о знаменитой сибирской нельме и 'стружанине' (сырая замороженная рыба, которую сибиряки едят, настругивая тонкими стружками) с уксусом и луком.
Мрачная, безлюдная и холодная 'страна Макара', какою представлялась она вам с детства, принимала в этих 'сибирских' рассказах совсем иной вид - вид обаятельных, полных прелести палестин, не испорченных еще вконец изнанкой цивилизации и изобилующих всякою снедью. Если бы да только 'реформы', которые сравняли бы Сибирь с Россией, а не этот классический 'провиденциальный' цивилизатор, не дающий сибиряку вздохнуть, не потребовавши мзды, да не пришлый 'варнак', развращающий патриархального местного жителя, то хоть бы рай! И сибирский 'кулак', по словам 'сибирского гасконца', куда мягче русского, да и 'кулаков'-то меньше. О сибирском мужике и говорить нечего, не чета русскому; он не так забит и живет куда богаче: земли вдоволь, и знает он говядину не по одним только великим праздникам, ну, словом, там, в этих привольных местах, 'вообще' лучше.
Слушая все эти подчеркивания хороших сторон (дурные рассказчик-сибиряк смягчит по мере возможности), вы начинаете удивляться собственному невежеству. Думали, что Сибирь - Сибирь и есть, а выходит если и не совсем Аркадия{243} (едва ли в Аркадию ссылали бы преступников), то все-таки 'весьма и весьма недурно', как выразился, вторя словам сибиряка, другой пропагандист этого края, знакомый правовед, один из тех ранних и милых молодых людей новейшей формации, которые, при случае, умеют с трогательною любезностью уверить, что, 'собственно говоря', и на Сахалине 'весьма и весьма недурно'.
Молодой человек, хотя сам и не бывал в 'тех' местах, но имел случай по обязанностям службы ('Ах, какая тяжелая служба!' - по обыкновению прибавил он, скромно опуская глаза) узнать о них основательно и может сказать, что против них сложилось совсем напрасное предубеждение. 'Там' есть места превосходные, которые по климату не уступят хотя бы Швейцарии. Возьмите, например, Семиречье или местности подле Алтая. Хорошо и Забайкалье... Недурна и Томская губерния... Не совсем скверно и в Якутской области.
- Знаете ли, - прибавил он, вдохновляясь собственными словами, - я даже завидую вам, что дела заставляют вас оставить на некоторое время Петербург. Там, вдали от здешней сутолоки, на приволье, среди новых людей, в 'ровном' климате, право, лучше! Охота, рыбная ловля какая! И наконец вам волей- неволей придется узнать настоящую жизнь, а не подделку ее, не ту, которую описывают нам, тенденциозно преувеличивая ее дурные стороны.
И, увлекаясь все более, молодой человек начал нахваливать те места даже по-французски и с такою убедительностью, что я осведомился: почему он сам не перейдет на службу в 'те' места? К сожалению, он ведь не зависит от себя. Раз служить, надо 'тянуть лямку', где придется... Он, так сказать, 'раб обстоятельств', и наконец, прибавил он, 'здесь он более полезен'.
Ввиду таких приятных сообщений, я, признаться, позабыл многое, что читал и о чем слышал, и заранее восхищался перспективой приволья, ясного неба, постоянного солнца, хотя и при сильных морозах зимой, но зато почти нечувствительных при безветрии (все это сведущий человек вам обещает довольно авторитетно, так что вы и не ожидаете, что все это окажется порядочным враньем) и необыкновенно дешевой жизни. Когда мой словоохотливый сибиряк окончил описание свое 'вообще', я стал допрашивать его, разумеется, детально.
Во-первых: как ехать, где сесть на пароход?
Оказалось, что от Екатеринбурга{244}, связанного с Пермью железной дорогой, надо ехать до Тюмени на лошадях. Тарантас можно найти, проходная дорога - прелесть! Везут... но кто не знает, как по Сибири возят? Эти 300 верст будут приятным воспоминанием.
Читатель впоследствии узнает, какое 'приятное' воспоминание оставили эти триста верст адской дороги, а пока приходилось только радоваться ожидающей прелести и узнать затем, что из Тюмени вы садитесь на пароход и по Таре, Тоболу, Иртышу, Оби и Томи плывете дней десять до Томска. Оттуда опять на лошадях на прииски, куда мне приходилось ехать, оставив семью в Томске.
К сожалению, мой живой путеводитель не мог сообщить, когда ходят пароходы и что стоит переезд, и посоветовал справиться об этом в Нижнем. Там, разумеется, известно. Зато очень хвалил сибирские пароходы, обещал много красивых видов и соблазнял знакомством с нельмой.
- А каков, например, город Томск?
- Превосходный. Лучший город Сибири, так сказать сибирская Москва. Вы там найдете все условия цивилизованной и притом дешевой жизни... Говядина лучшая шесть копеек... Стерлядь, осетрина, нельма дешевы... Дичь ни по чем... Ягод изобилие...
- А учебные заведения?
- Две мужские гимназии: классическая и реальная; женская гимназия, несколько школ... Скоро вот университет будет... Хорошая библиотека и книжный магазин... Театр. Недурные гостиницы...
- А как мне быть с мебелью? Не везти же ее с собой... Можно ли там найти какую-нибудь простую мебель?
В ответ презрительная усмешка.
- Что угодно найдете...
- Быть может, дорого?
- Всякая есть: и дорогая и дешевая, - успокаивает вас сведущий человек.
Но вы сделаете большой промах, если поверите, так как убедитесь горьким опытом, что в 'сибирской Москве' нет ни одного мебельного магазина, и вам придется ожидать 'случая', чтобы приобрести хотя письменный стол или же купить разный хлам на базаре, этом главном, общеизвестном месте Томска.
Точно такие же утешительные сведения вы получаете в ответ на вопрос о квартире. Оказывается, что квартиры очень дешевы.
- Да вот я вам скажу: за пятнадцать рублей в месяц я нанимал целый дом в шесть комнат. Правда, это было десять лет тому назад. Теперь квартиры подороже, но все-таки они дешевы.
Увы, и на этот счет вас ждет разочарование.
Наконец я, как человек, собирающийся в новые места не один, а в приятной компании нескольких 'прелестных малюток', поинтересовался вопросом общественной безопасности, ибо вспомнил, что в газетах писали, будто в Томске грабежи часты, и слышал, что вообще там без револьвера по вечерам выходить на улицу небезопасно.
- Все это преувеличивают! - не без сердца возразил мой сибиряк.
- Однако и г.Ядринцев в своей книге Сибирь как колония приводит не особенно утешительные сведения насчет Томска: пятьдесят восемь краж и убийств в три месяца, по официальным данным.
- Ну, может быть... не спорю... были такие три месяца, но вообще... ничего нет особенно страшного. В маленьких городках случается, правда, иногда, что жители находятся как бы в осаде от варнаков. Ну, а в больших городах, слава богу, и полиции больше и солдаты есть. Конечно, не без того, пошаливают, а вы хорошенько запирайтесь на запор по ночам да собак хороших заведите, не лишнее, разумеется, и револьвер на случай иметь. Береженого бог бережет, так оно и безопасно... А чуть ежели что... заберутся к вам, вы бац из револьвера... Этих мерзавцев, варнаков, жалеть нечего! - утешал сибиряк.
Но радость моя была омрачена, когда, несколько дней спустя, пришлось случайно встретиться с другим 'сведущим' человеком, совершившим на своем веку немало разъездов по разным окраинам России. Начиненный более или менее утешительными сведениями, я, под впечатлением 'сибирских' рассказов, начал было передавать ему свои надежды, но увидал на лице его ироническую улыбку. Сперва он слушал молча, но наконец не выдержал и стал рассказывать про Сибирь, где он прослужил года три. Он был немолод. Этот новый 'сведущий' человек не особенно радостно смотрел вообще на мир божий, а на сибирский край в особенности. И, слушая этого, несколько угрюмого скептика, мне пришлось из рая, нарисованного милейшим
