сама, признаться, сперва не поверила своему счастью… Покойный муж наградил меня не по заслугам…
— Но так как моя недоверчивость нимало не может тронуть вас, то я хотел бы возбудить подобную же недоверчивость к духовному завещанию и в вас, и тогда, быть может, мы могли бы сойтись…
Он замолчал.
Варвара Николаевна взглянула на него с улыбкой и заметила:
— Что же вы не продолжаете?.. Вы так хорошо говорите!
— Я жду вашего ответа…
— Но я вас все-таки не понимаю!
— А ведь понять так легко… Я предлагаю вам отдать половину наследства моей жене…
— Только-то?.. Ах, как мало! — заметила Варвара Николаевна и засмеялась, тихим смехом.
Борский начинал сердиться.
— Вы шутите?
— Нет… я не шучу… Но, видите ли, я… я не совсем понимаю, за что вы так мало хотите… Уж лучше просили бы все состояние, а то половину!
Борский поднялся с места.
— Вы, значит, не хотите понять меня и верите в подпись покойного мужа?
— Подпись? А что подпись?..
— Ничего, я вас только спрашиваю, вы верите?..
— Ну?..
— А я не верю, и потому вам и предлагаю… Если вы откажетесь, я постараюсь найти средства заставить усомниться в завещании и суд, как это ни трудно…
— Довольно, господин Борский. Это уже слишком… Вы забываете, что вы не на бирже, а с женщиной… Я и то вас долго слушала…
— Я больше не скажу ни слова… Прощайте…
Он медленно вышел из комнаты.
Борский вернулся домой взбешенный. Ничего не вышло из объяснения. Он обдумывал, что делать дальше, и не находил исхода…
А деньги были нужны до зарезу… Одна надежда на подряд, который почти что слажен… Он поправит его дела.
«А если нет?» — пронеслось у него в голове.
Он сумрачно задумался и не заметил, как отворились двери кабинета и Елена тихо проговорила:
— Могу я войти?
Он поднял глаза и с неудовольствием взглянул на эту маленькую женщину, которая остановилась в ожидании, робко взглядывая на него своими голубыми глазами.
«Что еще надо?.. Уж не новое ли объяснение?» — подумал он с неудовольствием и громко произнес, поднимаясь с кресла:
— Что тебе, Елена?
Глава девятая
Муж и жена
Елена медленно приблизилась к столу.
Она подняла глаза, увидела расстроенное и недовольное лицо мужа и испуганно проговорила:
— Я помешала тебе? Извини, пожалуйста, я уйду.
— Нисколько. Я совершенно свободен, — отвечал с обычною любезностью Борский, подвигая жене кресло.
— Я не задержу тебя долго.
— Елена, как тебе не стыдно! — ласково упрекнул Борский.
Ему вдруг сделалось невыразимо жаль жену. Он с особенною нежностью поцеловал ее руку.
— Ты до сих пор считаешь меня чужим, Елена? — тихо проговорил он, пожимая ее руку.
Елена ничего не ответила. Этот мягкий упрек еще более смутил ее, и она тихо высвободила руку.
Она в самом деле до сих пор не могла привыкнуть к мужу, стеснялась его как чужого, при нем была молчалива, сдержанна, даже робка, и с каким-то страхом оставалась с ним наедине. Она не могла пожаловаться на Борского. Он точно понимал, что делается с Еленой, и относился к ней с деликатною осторожностью человека, терпеливо ожидающего перемены к лучшему. Он не навязывал ей своей любви, был ровен, приветлив, сдержан. Она втайне благодарила его за это, старалась быть ласковою, но ласковые слова стыли на ее губах; принуждала себя на горячие поцелуи мужа отвечать поцелуями, но вместо поцелуев у нее вырывались сдержанные рыдания, и краска стыда жгла ее лицо.
Она чувствовала фальшивость своего положения и хорошо понимала, что к ней относятся как к малому ребенку, с снисхождением доброго педагога. Она видела, что между мужем и ею была пропасть. Он снисходил к чувству женщины, но не давал себе труда подумать о ней, как о человеке…
— Я к тебе с просьбой, — проговорила Елена, видимо затрудняясь, как приступить к просьбе.
— Наконец-то ты хоть что-нибудь просишь! — весело воскликнул Борский.
Елена удивленно вскинула на мужа глаза после этого восклицания и покраснела.
— Ты, верно, не понял меня… Эта просьба…
Она остановилась и едва слышно прошептала:
— Я прошу твоего позволения видеть Венецкого!
Борский не ожидал такой просьбы. Он невольно сделал движение назад.
— Последний раз… Он уезжает на войну, и я желала бы с ним проститься…
«Ах, если бы убили там этого болвана!» — пронеслось в голове у Борского.
Ему вдруг сделалось досадно, что он так глупо ошибся, и обидно, что он был так нежен с женой.
«Она все еще любит! — И чувство оскорбленного самолюбия заговорило в нем. — Его — мальчишку!»
— А я думал, Елена, что у тебя просьба посерьезнее! — проговорил равнодушно Борский. — Об этом, мне кажется, нечего было и спрашивать… Ты свободна принимать своих знакомых.
— Я у отца его увижу…
— Тем лучше… Я не имею ничего против…
— Благодарю тебя! — горячо проговорила Елена.
Слова благодарности взбесили Борского.
«Она еще благодарит! — подумал он, бросая сердитый взгляд на жену. — Она думает, что это так и следует. Получила разрешение от мужа, и за это благодарность. Обо мне она и не подумала, обращаясь с такою просьбой!»
Борский сердился все более и более. Он никак не рассчитывал, чтоб эта «маленькая Елена» могла причинить ему, умному и знающему себе цену человеку, столько неприятностей и затруднений, а затруднений он именно и не любил. Женясь на ней, он вполне был уверен, что «блажь» пропадет скоро, что она полюбит Борского (его так много женщин любило) и будет в его руках послушной женой, смотрящей ему в глаза, и, таким образом, семейная жизнь устроится тихо, мирно, порядочно, без каких бы то ни было неприятностей, и вдруг вместо этого ему на первых же порах приходится выносить подобные сцены и видеть около себя женщину в положении какой-то жертвы…
— Ты знал раньше!.. — проронила она шепотом.
— Да, я знал, но я рассчитывал, что когда выходят замуж, то все старое забывают…
— Видит бог, я стараюсь забыть! — проговорила она, глотая слезы.
— Это очень похвально! — подхватил Борский, иронически улыбаясь. — Каждая порядочная жена, разумеется, должна постараться забыть привязанность к постороннему человеку или же, если она этого сделать не в силах, обязана расстаться с мужем. Свидания едва ли помогут добрым намерениям, — ведь чувство так капризно! — и я, в интересах обоюдного спокойствия, считаю долгом просить тебя, чтоб это
