- Он все равно не понимал по-английски. Келли слегка улыбнулся. Эта улыбка была почти похожа на его прежнюю улыбку.
- Думаю, основную идею он уловил.
- В общем, - продолжал объяснять я Милтону, - когда мы подъехали, заведение было уже закрыто. Мы проверили сначала парадное, потом пожарный и черный ход, но все было заперто, как в форте Алькатрас <Форт Алькатрас крепость на острове Алькатрас в заливе Сан-Франциско, которая с 1934 по 1963 год служила федеральной тюрьмой для особо опасных преступников.>. Впрочем, мы так шумели, что если даже внутри кто и был, он все равно побоялся бы нам открыть. Но через окно мы заметили фуражку. Она все так же лежала на стойке; очевидно, на нее никто не польстился...
- Но-но, - перебил Келли. - Вещь-то хорошая.
- Келли решил действовать, - сказал я. - Ты знаешь, он мыслит не как все люди. Сначала он посмотрел сквозь стекло на дальнюю стену бара, потом обошел забегаловку кругом, уперся ногой в угловой столб, подсунул пальцы под лист гофрированного железа, которым была обита стена, и говорит мне: 'Я его отогну немного, а ты лезь внутрь и хватай мою фуражку'.
- Железо было прибито полудюймовыми гвоздями, - уточнил Келли нарочито серьезным тоном.
- Так вот... - Я ухмыльнулся. - Келли дернул изо всех сил, и вся эта чертова стена обрушилась. В том числе и на втором этаже. Готов спорить, ты в жизни не слышал такого грохота!
- Как бы там ни было, я получил назад свою вещь, - сказал Келли и пару раз негромко хохотнул. - На втором этаже был публичный дом, а единственная лестница оторвалась вместе со стеной.
- Таксиста уже не было, - подхватил я. - Он исчез, но машину почему-то оставил. Келли сел за руль и отвез нас в порт. Я вести не мог. Я смеялся.
- Ты был пьян.
- Ну, разве что совсем чуть-чуть, - признался я. Некоторое время мы не торопясь шли рядом и молчали. Потом, выбрав момент, когда Келли отвлекся, Милтон незаметно ткнул меня кулаком под ребра. Это был достаточно красноречивый жест, и я почувствовал себя довольным. Дружеский тычок доктора означал в том числе и то, что Келли впервые за много, много недель начал улыбаться и даже рассмеялся. Наверное, он уже давно не думал ни о чем другом, кроме болезни брата.
Похоже, мы с доком чувствовали себя примерно одинаково, когда Келли словно дождавшись, пока даже эхо моего рассказа затихнет в отдалении, - вдруг спросил без тени веселости:
- Кстати, док, что у Гэла с рукой?
- Ничего страшного. Думаю, все будет в порядке, - быстро ответил Милтон.
- Но ты наложил шину. Милтон вздохнул.
- Ну хорошо, хорошо... У него три новых перелома. Два на среднем пальце, и один - на безымянном.
- Я видел, что они распухли, - проговорил Келли.
Я посмотрел сначала на него, потом на Милтона, и выражение их лиц мне настолько не понравилось, что я невольно пожалел, что не могу оказаться где-нибудь подальше, например - в урановой шахте или в налоговой инспекции в день подачи декларации о размерах годового дохода. К счастью, мы уже почти пришли.
- Ты когда-нибудь бывал у Рули, Келли? - спросил я.
Он поднял голову и поглядел на небольшую красно-желтую вывеску.
- Нет.
- Тогда вперед, - сказал я и добавил заветное слово:
- Текила!
Мы вошли, взяли отдельный полукабинет, но Келли заказал пиво. Тут я уже не выдержал и принялся обзывать его разными забористыми словечками, которых понабрался в портовых тавернах от Нью-Йорка до Огненной Земли. Док - тот смотрел на меня разинув рот, а Келли следил за его непроизвольно подергивавшимися руками. Через пару минут Милтон не утерпел, выхватил из кармана книжку с бланками рецептов и стал записывать на ней кое-какие выражения. Я почувствовал прилив гордости.
Постепенно до Келли дошло, что если я угощаю, а он - отказывается, значит, он поступает хуже, чем un pufieto sin cojones (что испано-английский словарь стыдливо переводит как 'слабый человек без яичек'), и его почтение к поколениям предков в конце концов возобладало, хотя и приняло несколько своеобразную форму. Короче говоря, я сумел добиться своего, и уже очень скоро Келли увлеченно опустошал огромное блюдо, на котором лежали говяжьи tostadas, цыплячьи enchiladas и свиные tacos. Он очаровал даже Руди, когда, потребовав к текиле соль и лимон, сноровисто и без ошибок исполнил положенный ритуал: зажав лимон между большим и указательным пальцами левой руки, он смочил языком ее тыльную сторону, насыпал на влажное место соли, поднял правой бокал с текилой, лизнул соль, залпом выпил текилу и откусил лимон. Еще немного погодя Келли принялся очень похоже копировать акцент нашего второго помощника-немца, которого одним вечером мы волокли на себе из Пуэрто-Барриос после того, как он съел четырнадцать зеленых бананов и, натурально, вернул их природе вместе со своими вставными зубами. Слушая в исполнении Келли эти гортанно-шамкающие звуки, мы чуть животики не надорвали от смеха, и больше всех смеялся он сам.
Но после того неожиданного вопроса о сломанных пальцах, который Келли задал нам на улице, нас с Милтоном уже нельзя было провести. И хотя все мы старались изо всех сил (впрочем, дело того стоило), все же хохотали мы не от души. Каждый раз наш смех замирал слишком быстро, а под конец мне и вовсе захотелось плакать.
Потом нам принесли по большому куску 'нес-сельроде' - десерта, который приготовила очаровательная, светловолосая жена Руди. Это такой воздушный пирог, который можно сдуть с тарелки, неосторожно взмахнув салфеткой. Нет, это даже не пирог - это сладкий дым с уймой калорий... И тут Келли спросил, который час и, негромко выругавшись, встал из-за стола.
- Но ведь прошло всего два часа, - возразил Милтон.
- Все равно, мне уже пора, - ответил Келли. - Спасибо за угощение.
- Погоди, - остановил я его и, вытащив из бумажника какой-то листок, написал на нем свой телефон.
- Вот, возьми, - сказал я. - Мне хотелось бы как-нибудь встретиться с тобой еще. Теперь я работаю дома и сам распоряжаюсь своим временем. Сплю мало, так что можешь звонить, когда тебе захочется.
Он взял бумажку.
- Ты паршиво пишешь, - сказал он. - Я всегда знал, что из тебя вряд ли выйдет что-нибудь путное.
Но я слышал, как он это сказал, и мне стало капельку легче.
- На перекрестке есть газетный киоск, - сказал я. - Там ты найдешь журнал 'Удивительные истории' с одним из моих мерзких рассказиков.
- Разве их печатают не на туалетной бумаге? - ухмыльнулся Келли в ответ, потом махнул нам на прощание, кивнул Руди и ушел.
Ожидая пока дверь за ним закроется, я сгреб в кучку рассыпавшийся по столу сахарный песок и выравнивал ее до тех пор, пока не получился правильный квадрат. Потом я подбил его грани ребром ладони, и квадрат превратился в ромб. Милтон молчал. Руди, наделенный редкостным для бармена чутьем, тактично держался от нас на почтительном расстоянии и лишь изредка поглядывал в нашу сторону.
- Что ж, эта вылазка действительно пошла ему на пользу, - сказал наконец Милтон и вздохнул.
- Тебе виднее, - с горечью произнес я.
- Келли кажется, что мы думаем, будто ему это было полезно, и от этого ему становится лучше, хотя, быть может, сам он этого и не сознает.
Я невольно улыбнулся его извилистой логике, и разговаривать стало намного легче.
- Этот парнишка.., его брат... Он выживет? Прежде чем ответить, Милтон немного помедлил, словно стараясь найти другой ответ, но так и не нашел.
- Нет, - сказал он решительно.
- Ты просто отличный врач, Милт! Опытный, знающий и все такое...
- Прекрати! - резко бросил он и, вскинув голову, посмотрел на меня. - Если бы это был один из случаев.., скажем, фиброзного плеврита с потерей воли к жизни, я бы знал что делать. Обычные больные, находящиеся в угнетенно-депрессивном состоянии, в глубине души страстно желают, чтобы их кто-то
