странными глазами. Такие же глаза были и у дяди Альберта, когда он снимал очки.
– Герман Генрихович, скажите, это правда, что все существующие на земле часы показывают разное время?
Все, как по команде, повернули ко мне головы.
– Да. Даже астрономические часы обсерваторий,– ответил Герман Генрихович,– хотя периодически их ход проверяется путем обмена радиосигналами.
– И какая у них точность? – сразу же спросили с разных сторон.
– В тысячную секунды.
Весь класс восторженно загудел.
– Вот это часы!
– Увеличить точность,– продолжал Герман Генрихович,– мешают многие причины. Дело в том, что сама Земля вращается не совсем равномерно, так что истинная продолжительность суток неодинакова. Кроме того, условия отражения радиоволн от ионосферы меняются. Значит, различна и длина их пути от одной станции до другой, а следовательно, и время прохождения сигнала. Точности теперь добиваются с помощью атомных часов, которые перевозят в самолетах из обсерватории в обсерваторию.
Звонок оборвал наш разговор. Герман Генрихович взял журнал и, подбрасывая его на ладони, как испеченную в золе лепешку, ушел в учительскую.
Когда я пришел домой из школы, возле подъезда стояла машина «скорой помощи». Я подумал, что ее вызвала мама, но, войдя в подъезд, на лестнице, ведущей в подвальный этаж, увидел Тоньку. Ей что-то объяснял высокий мужчина в белом халате. Он был чем-то недоволен, раздраженно жестикулировал и недоуменно пожимал плечами.
Я подошел к ним. Тонька посмотрела на меня и пальцем вытерла со щек слезы.
Из комнаты Сокальской вышла девушка в белом халате, с большой никелированной коробкой.
– Ну, ничего, не плачь, рыженькая,– сказал Тоньке врач.– Поправится твоя бабушка, только надо, чтобы она не волновалась, понимаешь?
– Понимаю,– Тонька снова убрала пальцем со щек слезы.
Врач и медсестра ушли. Мы с Тонькой остались вдвоем.
– Просто неудобно,– сказала Тонька.– Никакая она мне не бабушка, а приходится скрывать. Этот дядька так ругался, что за старухой никакого ухода. Где только черти носят шефов, я им покажу! Хотя толку-то от них – придут, наследят... А старуха все равно одна...– Тонька засунула руки в карманы линялой материной кофты, висевшей на ее худых плечах, как на вешалке.
– Постой, а что с ней?
– Сердечный приступ. «Скорая» уже второй раз приезжает. А что будет ночью?
– И никто из взрослых не приходил?
– Приходил... Как не приходил? И Светкин отец приходил, и твоя мама, и Танькина бабушка. Побудут немного и уходят. Всем некогда, все куда-то торопятся. Пойдем...– Тонька потянула меня за рукав.
Первый раз в жизни я вошел в комнату Сокальской. Старуха лежала на постели, свесив к полу руку. Глаза были прикрыты тяжелыми синими веками. Дышала она неглубоко и редко, как будто ей надо было воздуха меньше, чем всем остальным людям.
Возле стола серый котенок играл с бахромой истертой плюшевой скатерти. Вся мебель в комнате была мягкая, но ветхая от времени. Продавленный диван, кресло с торчавшими сквозь обивку пружинами. На стенах какие-то старые расколотые и склеенные тарелочки, фотографии в темных деревянных рамках.
Тонька подняла руку старухи и осторожно положила на одеяло. Потом влезла на табуретку и, встав на цыпочки, открыла форточку. Окно не открывалось вовсе. Меня Тонька заставила снять со стены блеклый коврик, собрать половики и нести вытряхивать на улицу, а сама принялась мыть пол.
Когда, вытряхнув половики, я вернулся, Тонька, стоя над тазом, грела под мышками свои замерзшие от холодной воды руки и улыбалась мне. Невозможно понять, что она думает, то вроде бы без причины злится, то ни с того ни с сего улыбается, а вообще она дерганая и взбалмошная. Пол она уже вымыла, в комнате стало свежее.
И тут пришли шефы. Ввалились с портфелями, не сняв обуви.
– А ну разувайтесь! – прикрикнула на них Тонька.
Она мигом распределила обязанности – одного послала в аптеку, другого – в домовую кухню, а третьего заставила мыть снаружи окно.
И я заметил, что Сокальская, глядя на них, постепенно успокаивалась. На щеках ее появился слабый румянец.
Тонька села к ней поближе и сказала:
– Мы найдем вашу Мушку, бабушка, обязательно найдем. А если не найдем, у Светы есть собачка... принесем вам щенка.
Сокальская протянула руку и осторожно поправила светлые растрепанные волосы на Тонькином лбу.
– Ничего, детка,– тихо сказала она.– Заходите ко мне почаще, вот мне и хорошо будет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Дядя Альберт встретил нас у калитки.
– Проходите прямо в сарай,– сказал он.– Только ничего не трогать.
