— Ничья. Ладно?
Он кивнул. Он думал о чем-то своем.
Я тоже.
Я стал думать про маму и папу. Они сегодня днем уехали на целую неделю в Москву, к папиной сестре тете Вере. Ничего особенного, они и раньше уезжали, а я оставался с бабушкой. Но сейчас мне стало грустно и как-то неуютно. Я подумал, что уже поздно, надо ехать к бабушке, а то не доберусь к ней до темноты...
В это время вдалеке загремело пустое ведро — сигнал сбора обеих рыцарских армий.
— Степан! — окликнул я. — Скажи нашим, что я сегодня больше не играю. Мне пора.
Надо было бы забежать домой: оставить оружие и прихватить курточку. Но мне ужасно не хотелось заходить в пустую молчаливую квартиру. Я взял меч и щит под мышку и зашагал к автобусной остановке.
Я прошел уже два квартала, как вдруг услышал:
— Женя!
Меня догонял Толик. Он как-то неуверенно догонял. Словно боялся, что я не захочу подождать его. Я остановился. Даже ему навстречу шагнул. Он подошел, посмотрел на свои пропыленные кеды и сказал:
— А я вижу, ты в ту же сторону идешь... Нам по пути. Ты разве не домой?
Я был рад, что он догнал меня. И поскорее объяснил, что еду к бабушке в Рябиновку. Это такой поселок на берегу озера, в семи километрах от города.
Мы пошли рядом.
— А надолго ты к бабушке? — спросил Толик.
— На неделю, пока мама с папой не вернутся...
— У-у... — огорченно сказал он. — Значит, завтра ты с нами играть не будешь.
— Ну почему? Я могу приехать, это же недалеко. Я могу каждый день приезжать, если... — 'если ты хочешь', чуть не сказал я, но постеснялся. Однако он, кажется, понял, проговорил тихо:
— Ага... приезжай.
— Обязательно! — пообещал я.
Он быстро взглянул на меня — у него были коричневые с золотыми точками глаза — и нерешительно сказал:
— А давай завтра, чтоб не против друг друга, а в одной армии...
— Конечно, давай! — еще больше обрадовался я. И почувствовал, что, хотя мама с папой уехали, вечер сегодня все равно хороший.
Мы стали разговаривать про завтрашнюю игру и незаметно дошли до автобусной остановки. Тут я спохватился:
— Ой, ты же давно мимо дома прошел!
Он засмеялся:
— Ну и что? Я не тороплюсь.
Я посмотрел на расписание. Автобус должен был прийти через двадцать минут.
— Ничего, подождем, — сказал Толик.
Недалеко от остановки, на краю пыльной лужайки, стоял стеклянный киоск (низкое солнце блестело на нем оранжевыми огоньками). Киоск еще торговал. Я подбежал, чтобы купить два стакана газировки, но краснощекая тетка в окошке буркнула, что лимонад продается только бутылками — по двадцать две копейки — и пустая посуда обратно не принимается.
У меня в кармашке лежали всего пятнадцать копеек, да к тому же пять из них нужны были на билет. Я виновато посмотрел на подбежавшего Толика. Но он весело зашарил по карманам и тут же отыскал гривенник и двушку.
Тетка сердито сунула нам запечатанную бутылку, а потом сдачу — мокрыми копейками. Мы кинули в траву щиты и сели на них. Будто настоящие рыцари на привале.
— А чем открывать? — спросил Толик. Он попробовал сорвать пробку зубами, но она держалась, как припаянная. Мне показалось, что тетка за стеклом киоска ехидно ухмыляется.
— Подожди-ка, — сказал я и снял с себя ключ (он висел на шнурке под майкой).
О ключе надо сказать подробнее. Наш двухэтажный дом был очень старый, и тяжелые врезные замки в дверях были тоже, наверно, столетние. Поэтому и ключи от нашей квартиры не походили на обычные. Они были медные, с трубчатым стержнем, хитрой зубчатой бородкой и фигурным колечком. Будто от старинной шкатулки. Такой, если потеряешь, у слесаря уже не закажешь. Мама всегда боялась, что я выроню ключ, когда бегаю на улице: кармашки на шортах мелкие, а скакать и кувыркаться я любил. Вот и приходилось таскать ключ на шнурке под майкой. Я немного стеснялся этого: с ключом на шее обычно ходят малыши. Но мама просила, и я не спорил...
Я подцепил пробку зубчиками ключа. Она сверкнула и улетела в одуванчики. Мы выпили из горлышка шипучую газировку, спустили бутылку в урну, потом еще посидели на щитах, и тут подошел автобус.
— Ну... ты приезжай завтра, — проговорил Толик, когда дверь зашипела и открылась.
— Ладно! Я обязательно...
Он вдруг распахнул курточку и выдернул из-за ремешка небольшой деревянный кинжал. Протянул мне на открытой ладони:
— Хочешь?
У кинжала была красивая рукоятка — с мелким вырезанным узором. Конечно, я хотел такой. Но дело даже не в кинжале.
— Какой хороший... Сам делал?
— Сам. Бери.
— Насовсем?
— Конечно. — Толик быстро вскинул на меня свои глаза с золотыми точками и опять опустил ресницы.
— Спасибо... Толик, — сказал я и взял кинжал. И, цепляясь своим рыцарским снаряжением за дверь, полез в автобус.
Дверь сразу закрылась. Я глянул через стекло и увидел, как Толик слегка поднял руку, словно хочет помахать и не решается. Тогда я несколько раз махнул кинжалом, и Толик быстро замахал в ответ. И я поехал...
Незнакомец
Когда не стало видно Толика, я сунул кинжал под резинку на поясе и достал мокрые копейки. В это время щелкнул и откашлялся динамик. 'Сейчас заскрипит: мальчик, а ну бери билет', — с неприятным ожиданием подумал я. И скорее шагнул к кассе.
— Мальчик, не опускай деньги, — басовито сказал динамик. — В кассе билеты кончились... Ничего, езжай так, автобус не рассыплется... — За темными стеклами кабины я не видел водителя, но мне показалось, что он пожилой, с большими усами и улыбчивый.
Пассажиры на меня заоглядывались: что за мальчик, которому разрешили ехать без билета? Мне показалось, что они думают: 'Вот чудак, забрался сюда с деревянным щитом и мечом; не маленький вроде бы, а с игрушками'. Я поскорее сел на свободное место к окошку и поставил шит на колени — загородился. Но от всех не загородишься.
Один пассажир (он сидел у противоположного окна) все посматривал на меня. Это был худой дядька в каком-то старомодном пиджаке и помятой широкополой шляпе.
Не люблю, когда меня разглядывают!
Я сердито передвинул щит вправо — так, что кромкой расцарапал кожу на колене. Разозлился и