Черные врата

на них в упор твердо, спокойно и прямо.

Улыбка у Майора делается тогда шире, а выражение лица ее становится вновь обычным, ей всегда свойственным. Таким, то есть, что ничего ты не прочтешь на этом лице, кроме уверенности в себе и, может быть еще, несколько напускной жизнерадостности.

– Смотри-ка ты, оклемался! Ты, батюшка, сначала бы поблагодарил человека, что он тебе жизнь вернул, а уж потом бы и обличал язычество!

Глубокая вертикальная складка прорезывается между бровей Игумена. – Жизнь мне возвратил Бог. А ты, дочка, мала еще будешь меня учить. Ведь чтобы кого учить, разумение человеку требуется, а ты вон – ружьями-то вся пообвесилась! Мода, что ли, нынче у вас такая? Все бы вам теперь сафари, а кто детей рожать будет? Может, оттого-то и последние времена…

– Конечно, жизнь тебе вернул Бог, батюшка, – говорит Кудесник. Рука его привычно совершает при этом крестное знамение. – Ведь это именно Он послал нас, как Свое орудие, направив этой дорогой. Рад, что древнее искусство не подвело и торжествует воля Его… Язычество же и вправду не прямой путь. Да только на Руси его никогда не знали. Потому что русский ведизм – не язычество. [1] Ведизм это исконное русское священство… православное, батюшка. Хотя и неофициальное.

3. БЛАГОСЛОВЕНИЕ

Как медленно прогорает хворост… Здесь трудно его собрать, но неистощимы ветви эти на жар, узловатые и корявые. Они скопили в себе, наверное, немалый избыток силы, выстаивая в таких условиях.

– А вот скажи ты мне, дочка, откуда у тебя разумение… про такие тайны? – вдруг спрашивает Игумен.

– Мне рассказал о Черных Вратах… мой друг. Сотрудник той же конторы, где я. Но только он по другому ведомству. Я-то по наркоте, а он… Словом, «в темных и страшных подвалах» есть и такой отдел, который ведет расследования по всякой мистике. Вроде как это нужно, чтобы смотреть, не делается ли какая-нибудь секта тоталитарной. Опасной, типа как Аум Синрике с его ядовитым газом и поражающим необратимо зомбированием.

– Откуда ж в этом отделе знают про Черные Врата, про дорогу к ним?

– А разве ты настолько наивен, батюшка? Да ведь стукачи есть повсюду! В том числе и у вас. И у них. (Майор кивает головой в сторону Кудесника.)

– Едва ли я не успел потерять наивность: годы мои не те, – говорит Игумен. – Я просто все еще не умею, дочка, так сразу думать о людях плохо.

– Понятно: рассказал тебе сослуживец, – расспрашивает старец еще, помолчав немного. – А ты сама-то здесь, девочка… тоже по долгу службы? – Ты слишком хорошего мнения о моей службе, – Майор смеется, и влажные белые зубы ее сверкают в луче костра. – Какое! Наши командиры совсем лишены фантазии. Сошел Небесный Огонь на Гроб или нет, а они подобное никогда всерьез не рассматривают. Идеи типа Последней Битвы Добра и Зла проходят у них как выспренная и безвредная блажь. Они не видят в Потустороннем опасности ни, тем более, истока всех вообще опасностей. «По долгу службы», ты говоришь, отец… да какой там долг! Я просто это как-то почувствовала… что – надо… И мне пришлось – представляешь? – даже и совершить некоторые весьма серьезные служебные преступления, чтобы сюда добраться… во всеоружии. Вот как забавно все складывается!.. А ты бы лучше мне сказал, батюшка, как сам-то ты узнал о Черных Вратах?

– Мне рассказал о них Бог.

Игумен говорит это просто, как если бы он давал какой-то привычный и очевидный почти ответ. «Как ты нашел эту улицу, ведущую на Старую площадь?» – «Спросил у встречного».

– Как только мы получили весть, что на Гроб не сошел Огонь, – весь монастырь застыл в ужасе… [2] я молился… Я верил, что Господь мне укажет, что именно и когда я должен, игумен, делать – коль скоро Это произошло. И вот Он мне рассказал… и я укрепился, несколько, и я затем успокоил братию, сколько мог, потому что мне сделалась известною Его воля.

Взрывается в костре головня. Высокий новый вихор поднялся из пламени и стоит… Кудеснику представляется, как идет старик, свершая в сердце своем непрестанную теплую Иисусову молитву. Заветные восемь слов. На восемь ударов сердца… [3] Игумен просто идет, куда ему сказал Бог. Не думая ни про холод, ни про усталость. Ни даже и про то, что с ним будет… Он продолжает путь, пока не покидает его душа тело.

– А ты как узнал, сынок? – вдруг ощущает Кудесник на себе взгляд Игумена.

– Я прочитал в нашей Книге. И насчет места, и какое будет расположение звезд, когда…

– В Черной?  – и делается вновь насторожен выцветший стальной взгляд.

– Ах!.. Будет тебе, отец! – не выдерживает Майор, собравшаяся вздремнуть. – Ведь все ж вы с ним уже разобрали, в пыль перетерли!

– Черную Книгу из нас только те читают, кто посвящен в Чернобога, – спокойно отвечает Кудесник. – А посвящение мое… не в него. А Книга, которую я храню – Глубинная . [4]

У старика в глазах тает лед. Укрытая глухим клобуком голова кивает, едва заметно.

– Я знаю о древнем ведении, – вдруг произносит Игумен, тихо, глядя в огонь. – И это не его я назвал язычеством. И не по его поводу я тревожусь – вдруг черное? От истинного древнего ведения – какой вред? Кто вправду хранит исконное, те подобны – по сути – нам, священству официальному. Мы поклоняемся Троице Пресвятой, а вы – Триглаву Великому. Мы знаем, что у Сына Божия двенадцать учеников апостолов, а вы учите, что есть при Боге Отце Всевышнем двенадцать прибогов, или же богов малых, или же – Сил. [5] Мы знаком имеем крест, а вы крес. Вы ждали первого пришествия Сына, у вас о Нем всегда были пророческие волховские легенды. Предания о рождестве Спаса Даждьбога – так вы называете Сына Вышнего. Легенды эти предсказывали даже и Его земной путь. Его преображение и распятие, Его воскресение и восхождение по горе на небо. Конечно, многое в этих преданиях вы говорите иносказательно. Но ведь и Сам Спаситель, о котором были ваши пророчества, тоже говорил притчами, когда он учил народ… И вы, хранители древнего ведения, хорошо знали, что означают ваши иносказания. Иначе трое из вас не смогли бы первыми прийти и поклониться Ему, как только Он пришел во плоти. [6] Да, я в это всегда верил, что вы ожидали Его первого пришествия, как мы сейчас ждем второго.

– Мы все его ожидаем, – присовокупляет Кудесник. – И вот узнали, что ждать осталось совсем недолго. И тем не менее мы с тобою едва ли до него доживем, отец.

– Да, едва ли.

Постреливает хворост в костре.

– Рад, – говорит Кудесник, – что ты так хорошо все знаешь про наше ведение. Про сущностное единство нашей веры с твоей. Она древнейшая на земле. И только на Руси она как от самого начала была, такою и по сей день стоит. У нашего народа вера не переменивалась, а только, когда наступило время, Владимир и народу всему сообщил о том, что древнее прорицание волхвов – совершилось. Ведь Это Константин обращал – ромеев. А князь Владимир лишь официально удостоверил, что ныне делается на Руси основанием веры то, что прежде было ее же чаянием.