значения высоких материях? Вы оба в этом настоящие чемпионы, как я смотрю! И что вас только сюда-то понесло – по горам скакать? Заумные беседы было бы сподручнее вести с какой-нибудь кафедры.
– А ты сама-то почему здесь, – поворачивается к ней Кудесник. – Проснулась, так уж расскажешь, может быть?
– Я…
Видно, что Майор не ожидала вопроса.
Да и не задавала его себе. И в этот миг ей самой вдруг делается интересно понять на него ответ. Наверное, она избрала свой путь не столько по рассуждении, сколь под влиянием неоформленного, но непреложного и решительного импульса к действию. Под знаком некоего «так правильно!», которое проступило, вдруг, в ее сердце.
Ее лицо изменяется. И нет уже более того, что Кудесник зовет про себя «боевая маска». Костер дает еще достаточно света, но поначалу Кудесник даже не в состоянии прочитать, что это за новое выражение у нее теперь. Потому что Кудесник даже и не предполагал когда-нибудь прочитать на этом дерзком лице – смущение.
– То единственное, что я научилась делать более-менее хорошо, – говорит, наконец, Майор, – это защищать людей ото всяких гадов. Не спрашивайте, почему вдруг такая неподобающая профессия для женщины. Все это весьма печально и это… никого не касается… Так вот. Если уж оно все равно идет все к концу – чего же сидеть и ждать? Мне бы хотелось умереть также, как я жила. Делая то единственное, что я умею.
Кудесник и Игумен молчат.
Если у кого и была сонливость, ее как рукою сняло.
– Я тоже более-менее научился защищать людей от
– Всю жизнь я просил у Бога дать силу мне для защиты душ человеческих от Врага, – говорит Игумен. – Теперь от христианина нужна жертва. Я верю, что, если моя жертва угодна Богу, Он даст мне силы и честь принести ее.
Игумен взглядывает во тьму каньона поверх костра. Затем он придвигает к себе котомку – и он извлекает из нее напрестольный крест. Игумен поднимает крест над собою и над огнем, и над склонившимися к нему друзьями, и произносит:
– Боже! Благослови…
4. ПОДСТУПЫ
Пунктирная тропинка едва заметна. По левую руку от идущих простирается равнина шепчущихся высоких, состарившихся под солнцем и ветром трав.
По правую лежит бездна.
Это каньон – глубокий и на редкость широкий. И видно постоянно верхнюю часть дальней стены его: безжизненные светло-серые склоны, изламывающиеся складками и почти отвесные. Их кое-где пересекают более темные размытые вертикальные полосы, расширивающиеся к низу: в этих местах сошли оползни.
– Не надо подходить слишком близко к самому краю, – нарушает молчание Кудесник. – Насколько я понял карту, что была в Книге, именно вот этот каньон и представляет собой дорогу, ведущую ко Вратам. И этот путь охраняется, надо думать… Я чувствую присутствие
– Однако хорошо бы увидеть, какими силами охраняется, – говорит Майор.
С этими словами она решительно останавливается и вдруг становится на колени. И сразу же затем она быстрым, но вместе с тем и каким-то плавным движением ныряет в заросли трав. Сухие стебли шелестят едва ли много сильнее, чем до того под ветром.
По колыханию вялых седых верхушек можно следить, как приближается Майор к бездне… Слегка помедлив, Кудесник тоже опускается на колени и отправляется ей вослед. При этом он производит несколько более, нежели Майор, шума, хотя и очень старается.
И вот они возлежат у кромки.
Каньон пред ними как на ладони, ничто не осложняет им видимость. Ни заплутавшее в каменных лабиринтах облако, медленно выползающее из какой-нибудь боковой расселины, ни туманная дымка… Широкое и мрачное грозное пространство великолепно просматривается в обе стороны.
Дно пропасти напоминает укатанную дорогу. Как если б то была автострада, проторенная гигантами. Господствующий повсеместно цвет – безотрадный серый. Лишь кое-где виднеются озерца зеленой, цвета бутылочного стекла, воды – стоячей и совершенно мертвой…
–
– Так выглядит
– Смотри! Какие-то
– Вон, – продолжает она, – левее того широкого и темного оползня.
Ты видишь?.. Эти ужасные и скорбные лики… они глядят со стены в упор! Ты понимаешь, у меня реальное ощущение взгляда – такое чувство, что они действительно смотрят своими впадинами!.. Такое не смогла бы сделать никакая вода и никакой лед…
– Но это ведь не просто ледниковый каньон, – говорит в ответ, всмотревшись и помолчав, и мысленно совершив знамение креста, Кудесник. – В истоке этой дороги, не забывай, – Черные Врата. Здесь вотчина Старого Обманщика. Зло – имеет обыкновение ставить памятники своим рабам. Злорадствует и гордится результатами своего лукавства. По крайней мере…
– Уж эта темная лирика!.. – прерывает его Майор, стараясь, чтобы получилось пренебрежительно. Однако получается у нее печально. Майор досадует на себя, что подобные вещи могут, оказывается, волновать ее. – Все это очень интересно, Кудесник, но я вижу тут и объекты куда более насущные. Вон, скажи, какое впечатление производит на тебя… эта стража?
Кудесник слишком ушел в созерцание выражающих безысходное отчаяние гигантских ликов. Поэтому он лишь теперь замечает: ущелие не мертво. По дну его передвигаются странные вытянутые в длину создания. Как правило – группами по шесть или по два. Они перемещаются вдруг длинным и бесшумным рывком – и после этого замирают, неподвижно, надолго… Застывшими – эти фигуры напоминают узкие, отбрасываемые чем-то тени. Такие, что ненаметанному глазу практически невозможно вычленить их из неподвижного серого унылого хаоса.
А рост у этих созданий, прикидывает Кудесник, пожалуй, не иначе метра четыре! И, несмотря на то, что дно пустого каньона не предъявляет ему предметов, с какими можно было бы сопоставить, Кудесник чувствует, что глазомер его не подводит.
– Не надо, чтобы они заметили нас до времени, – говорит он Майору, трогая ее локоть.
– И вот я еще что чувствую, – со страстью вдруг прибавляет Кудесник через некоторое время, подавшись к ней и сжав ее руку. – Не надо больше нам оставаться здесь! Я кожей ощущаю какой-то…